Сто русских литераторов. Том третий

За г. Гречем следует г. Мятлев с целым десятком стихотворений одно другого хуже. Г-н Мятлев вышел на литературное поприще с книжкою преплохих стихотворений под названием: «Друзья уговорили». Этой книжки никто не заметил, кроме друзей сочинителя. Потом г. Мятлев вдруг прославился «Сенсациями мадам Курдюковой», сочинением, которое в небольших дозах могло быть читано в обществе знакомых людей, к их удовольствию, но которое в печати не имеет никакого значения, кроме скучной и довольно плоской книги{31}. Что касается до мелких стихотворений г. Мятлева, – те из них, в которых он думал смешить смесью французских фраз с русскими, так же скучны и плоски, как и «Сенсации»; а те, в которых он думал воспевать высокие предметы, как в «Разговоре человека с душой», очень смешны. Все это не доказывает прав г. Мятлева ни на звание литератора, ни на место между «ста», – и нам, право, жаль издания г. Смирдина, которое решилось принять в себя такую, например, пьесу г. Мятлева, как «Спор за вафли», которую, курьеза ради, выписываем вполне:

Приехал в Красненькой

гулятьПортной, из немцев,
Буттер-Фрессер;
Спросил он: габель, лефель, мессер
И вафли приказал подать.
Садится и глядит умильно
И в мыслях ест уже мейн гер!
Как вдруг вбегает офицер
И вафли выхватил насильно.
– Чей это вафля, узнавать
Позвольте, гаспадин военный?
– Ну, знать, твоя, мусье почтенный,
Что вздумал за нее стоять?
– А если мой, могу ль их кушаль? —
Сердито немец закричал.
– Что, что, мусье? я не расслушал.
– Могу ль их кушаль? я сказал.
– Ну, не сердись, сейчас другие
Я прикажу тебе подать. —
Но немец в спесь вошел такую,
Что раскричался не в себя.
– Здесь все равно! Ваш не забудет,
Здесь ваш польтин и мой польтин?
Здесь это все один польтин.
– Врешь, немец, рубль уж это будет!
– Нет, сами рубль вы, гаспадин!
Что вы задумал? – Забияка!
Я ваш маркель иль человек! —
Нет, нет, нет, я не человек!
– Что ж, немец, что же ты? собака?

Остроумно и изящно, нечего сказать! Не понимаем одного: где сочинитель видел таких офицеров, если не во сне?.. И все-то стихотворения г. Мятлева похожи на этот спор за вафли, за исключением разве «Разговора барина с Афонькою», который действительно хорош, и то потому, впрочем, что не сочинен г. Мятлевым, а списан им со слов какого-нибудь Афоньки, – почему и отличается тем особенным юмором, который так свойствен людям этого сословия, когда они рассуждают о барах.