Сто семидесятая (СИ)

Мне стало невыразимо больно. Больно потому, что я впервые потеряла чёткую грань, о которой так ярко напоминали цвета - чёрный, синий, белый.

Сейчас это были просто цвета. Просто ничего не значащие краски. А там, под костюмами, мы все были одинаковыми.

Жало прошибло сердце, впилось в душу. Немая, дикая, заключённая в безмолвие злость взмылась из глубины.

Да как я смею порочить память предков крамольными мыслями? Как я только посмела сравнить этих животных, кровавых убийц, зверей, с людьми, заслуживающими памяти и почёта?

Бессильная и обозлённая на саму себя, на собственную слабость, я стояла глубоко и часто дыша, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Слёзы гнева и ярости. Я ненавидела себя за то, что посмела разглядеть в ратенмарцах людей, пусть даже на один-единственный кун.

На моё плечо опустилась рука, заставляя меня повернуться.

Взгляд Кэртиса был полон боли и сожаления.

Я знала, что в этот самый миг он думает, что я, как и другие его собратья, переживаю уты сопричастности общей судьбе Ратенмара. Верит в это - и жестоко заблуждается, потому что сейчас я ненавижу. Ненавижу остро, отчаянно. Ненавижу и не могу издать ни звука, видя простое лицо Синего, решившего положить жизнь на благо своего народа.

Я была уверена, что Кэртис бы погиб в первом же бою с врагом, с благоговейным рвением отдавая жизнь за свой народ. Он с лёгкостью сделал бы то, на что у меня до сих пор не хватило сил. Он не стал бы стоять вот так, окружённый врагами и терпеть. Слушать. Внимать. Позволять себе жалость к тем, кто истребил всех его близких.

Мне было нестерпимо больно. Я больше не могла дышать. Он обнял меня, прижал к себе и позволил рычать свои злобные рыдания, полные ненависти к ратенмарцам... и себе самой.

Не знаю, в какой момент я поняла, что всё вокруг гудит от стройного гула голосов. И Кэртис тихо напевает незнакомые мне слова, чуть покачиваясь и будто баюкая меня на груди:

Я иду, я пройду, я не убоюсь,

Не сверну, не сойду, я не тороплюсь,

Я пою, я скорблю, я с тобой молюсь,

Не один никогда, я не убоюсь.

Снова и снова эти слова звучали в моей голове. Строчки затихали и начинались снова. Снова и снова, казалось, им не было конца.

На меня навалилось оцепенение. Слёзы высохли. Внутри не осталось ничего. Ничего важного.

- Ты как? - Кэртис отстранился от меня, пытаясь заглянуть в глаза. - Ох, Юна, прости, я совсем не подумал, какое впечатление это может произвести впервые. Мы с детства восхваляем предков и поём простые молитвы. Меня они тоже трогают до глубины души, но я не думал... я...

- Всё в порядке, не бери в голову, - произнесла я сухим бесцветным голосом.

- Ничего, Юна, подожди немного и мы это быстро исправим. Идём. - Синий взял меня за руку, но не так как раньше, он соединил мою ладонь со своей и, не торопя, повёл куда-то. - Держи, - он сунул мне в руку прозрачный стакан с белёсой мутной жидкостью, - выпей и тебе полегчает.

Я глубоко сомневалась, что это могло мне помочь, но беспрекословно поднесла край к губам и стала вливать в себя содержимое.

- Не торопись, а то голова закружится.

Мне было всё равно. Я не почувствовала ни вкуса, ни запаха, только синтетическое концентрированное тепло, согревшее горло на несколько кун. Кэртис говорил о чём-то, не прекращая. Я не слышала почти ничего, кроме обрывков предложений, не имеющих никакого смысла.

- Так, что Юна, ты согласна? - кажется, он спросил о чём-то и повторил вопрос уже несколько раз. Я бездумно кивнула, не интересуясь, что именно мне рассказывает Синий.

Затем мы шли куда-то. Сознание вернулось на миг, и я обнаружила себя на одной из тропинок Прогулочной. В глазах было темно или виной тому приглушённое освещение? Мы снова пили. Вернее, я думала, что пили вместе. На самом деле я едва отдавала себе отчёт, как раз за разом подношу жидкость к губам и делаю глоток.

Один за одним.

Голова слегка кружилась. Вокруг было шумно и людно. Кажется, все Синие перекочевали из Обеденной на верхнюю палубу.

Я огляделась вокруг. Пары и группы, облачённые в синие комбинезоны, разбрелись по лужайкам. Повсюду звенел смех и разливалось веселье.

Плечи опустились под такой привычной тяжестью, словно лошадь наконец свыклась с весом поклажи и теперь смиренно шагала вперёд, принимая всё как есть. Пусть тяжесть нагибала ниже, заставляя согнуть спину, но на душе стало легче. И этого немногого как раз хватало на то, чтобы дышать и переставлять ноги.

В голове приятно гудело. Я бы шла вдоль тропинки целую вечность, но вдруг споткнулась. Если бы жесткие руки меня не поддержали, я бы упала.

- Давай присядем, Юна, - мне показалось, что голос Кэртиса дрожит, но мне было слишком плевать, чтобы раздумывать почему. Я просто сделала как он велел.

И не сразу поняла, что прикосновение друга к моим плечам скорее походит на ласку, чем заботу или участие. Я не шевелилась, безразлично наблюдая за этим словно со стороны.

Ратенмарцы вокруг всё теснее прижимались друг к другу. Их движения стали медленными и неспешными, словно они хотели остановить эти мгновенья.

Только сейчас я услышала, как всё вокруг стихло.