Сто семидесятая

В деревне жилось хорошо. Я стала посещать школу, пусть нас было немного, но у меня впервые появились друзья моего возраста. С ними я росла, играла, делилась тем, что на душе.

Кому-то такая жизнь могла показаться блёклой и скудной — иногда так рассуждали взрослые, вспоминая прошлое. Они, наверное, знали, что потеряли, но нам, никогда не видевшим Тейаны в дюжины рассвета, наша замкнутая жизнь казалась удивительной. Всё вокруг выглядело таким, как должно было быть. Идеальным.

Недалеко что-то грохнуло, раздались голоса, отвлекая меня от воспоминаний. Синие сгрудились у небольшого челнока, бурно обсуждая что-то. Главный из них размахивал руками, пока остальные разбегались в стороны, спеша исполнить распоряжение.

Должно быть, их жизнь тоже не казалась им бессмысленной и пустой. Возможно, им было тяжело, но они, так же как и Кэртис, никогда не предавались бездействию и меланхолии.

Наоборот, сколько я помнила Синих, все они были полны энергии и сил. Они неустанно шумели, где бы ни появлялись, оживляя пространство собственным присутствием.

Так было и со мной. Вернее, с нами, с детьми поселения. Нам было хорошо даже несмотря на то, что мы скрывались и должны были проявлять осторожность и бдительность на каждом шагу.

Альмена, не Тейана, стала моим домом и целым миром. Была ли наша деревня больше этого корабля?

В душе засвербело. На глаза навернулись слёзы.

Две дюжины назад… нет, теперь уже больше, этого всего, моего прошлого, не стало.

Вместо деревни у меня появилась Матера, а затем Зигма. Вместо друзей и односельчан меня окружили незнакомцы, рядом с которыми я была вынуждена существовать круг за кругом.

В мысли непрошено ворвался Кэртис. Он, несмотря на то, что был ратенмарцем, кажется действительно стал мне другом. Сильно ли он отличался от Ино? Нет, оба всегда были рядом и им обоим я нравилась.

Один друг у меня всё же есть. Не был. А есть. Пусть настоящее для меня продлится ещё совсем немного.

Слёзы заволокли глаза, капнули на экран планшета, продолжающего бестолково показывать свои бессмысленные строчки.

Я не шевелилась, боясь, что стоит мне это сделать, и колени подогнутся от невыразимой тяжести, осевшей на мои плечи.

Я должна сделать это. Должна покончить со своим существованием.

Голова гудела от того, как прочно я старалась зацепиться за эту простую и понятную мысль, гоня от себя прочь то, что осознала совсем недавно.

Знания, за которыми я так гналась, стремилась получить пользу, обернулись для меня проклятьем, позволившим на мгновение очутиться по другую сторону зеркала. Там, где прятался чужой, искривлённый мир.

Зачем мне было знать, о том, что дети ратенмарцев так рано прощаются с родителями? О том, что некоторым из них вживляют в тело дрянь, чтобы они могли общаться с искусственным монстром, который будет выкачивать их силы, а кого-то сведёт с ума?

Зачем мне нужно было знать, что все они, эти мелкие синие точки, живут друг для друга и работают сообща так же, как и мы на Альмене? Верят в правильность своего пути, стремятся к большему, как мой последний в этой жизни друг. Зачем я узнала обо всём этом?

Почему я видела, как ратенмарец поцеловал маленькую мертвую девочку в белом? Зачем ран Дарий Альрон не стал портить остальным праздник, согласившись поставить на кон собственную жизнь? Собственную жизнь взамен нескольких спокойных ленов для других?!

Они убивали ради собственного спасения, убивали за тех, кто погиб от рук тандерцев и продолжают погибать и поныне. Ратенмарцы убивали тандерцев. Тандерцы убивали ратенмарцев.

Мы, тейанцы, тоже не стояли в стороне когда нападали враги.

Мы тоже убивали.

Я стояла, до крови закусив губу. И ненавидела. Ненавидела то, что стала видеть во враге — в ненавистном враге, отнявшем миллионы жизней — таких же людей, как и я сама.

Я ненавидела себя за то, что потеряла эту спасительную грань между собой и другими, теми, кто выкрасил свой мир в три ненавистных цвета.

С отвратительной чёткостью я ощущала единство всех и каждого, кто дышал, мыслил, творил и совершал. Совершал чудеса, позволяя преодолевать пространство, время и даже смерть, спасая жизни с помощью науки и веры. И в то же время совершал преступления против себе подобных, неся разруху, хаос и пустоту. Смерть.

Это был человек. Создание гуманоидного типа, расселившееся когда-то по Вселенной, приспособившееся к новым условиям обитания, но так и не сменившее своей сути.

Зачем мне нужно было это знать?

Я больше не могла стоять.

На мои плечи рухнула Вселенная и раздавила меня под своей тяжестью.

Я умерла.

Я больше не была тейанкой. Я больше не была дочерью своего народа. Я больше не была той, кого знала последние девятнадцать дюжин.

Я превратилась в червяка — или человека. Без имени, памяти и прошлого. Всё, что я знала до сих пор, вспыхнуло ослепительной вспышкой — и тут же развеялось прахом по Вселенной.

Рыдания сотрясали всё моё тело.