Сто шесть ступенек в никуда

Они жили бы вместе и никогда бы не расстались — я в этом уверена. И Марк женился бы на ней, даже просто потому, что ей бы этого очень захотелось. Он никогда не мог ей отказать. Марк посвятил бы свою жизнь тому, чтобы сделать Козетту счастливой — уже начал. Думаю, это была бы уединенная жизнь, союз, о котором обычно говорят, что супруги «души друг в друге не чают». Разумеется, не было бы никаких бесплатных жильцов, нахлебников, гостей, которые приходят на ночь и остаются на год. И вообще гостей было бы немного: я сама, конечно, Белл, Луис Льянос и Пердита Рид, возможно, Уолтер и Эва Адмет, братья Козетты, друзья Марка, о которых он иногда упоминал, но которых мы не видели. Иногда они, Марк и Козетта, ходили бы в ресторан, поужинать вдвоем в каком-нибудь шикарном месте, возможно, «Коннот» или «Ле Гаврош», отпраздновать какую-нибудь годовщину — первой встречи, первой проведенной вместе ночи, свадьбы, — не замечая никого вокруг, восторженно глядя друг другу в глаза, переплетя пальцы поверх скатерти. И платить будет, конечно, Марк — подпишет чек или протянет кредитную карту. Потому что к тому времени Козетта уже привыкнет перекладывать на него все житейские дела, надеяться на него, и они уже почти забудут, чьи это деньги.

— Ты действительно собираешься купить Белл квартиру? — спросила я Козетту.

— Лучше тебе, дорогая.

— Я и сама могу. Спасибо, конечно, но это правда. Мне будет полезно, как говорят, стоять на собственных ногах. Пора уже. Ты серьезно — насчет Белл?

— Понимаешь, — произнесла она, — Марк, кажется, считает, что это смягчит удар.

— Какой удар?

— Марк думает, ей не понравится, что мы продаем дом и переезжаем. По крайней мере, я предполагаю, что именно это он имеет в виду. Точно не знаю. Кажется, Марк очень смущен. Похоже, думает, что если Белл… получит компенсацию, то не будет так страдать.

— А почему она должна страдать?

— Она лишится дома, правда? Марк убежден, что Белл любит наш дом. Мне понятны ее чувства, я тоже его люблю, но это просто очередной этап в моей жизни, нечто такое, что я должна была сделать, но теперь пора двигаться дальше. Вроде мечты, которая осуществилась, а теперь я мечтаю жить с Марком в маленьком домике, где мы всегда будем вместе, потому что там мало места и просто невозможно расстаться. Считаешь меня безумной? Понимаешь, он думает точно так же, но не можем же мы оба сойти с ума, правда? Неужели я говорила, что так сильно его люблю, что могу умереть от любви? Нет, я так его люблю, что хочу жить. Мне так повезло, Элизабет, что иногда даже не верится. Я не могу поверить, что кто-то может быть так счастлив, что это все не кончается, а Марк чувствует то же, что и я.

Любовь изменила Козетту, редко говорившую о себе, всегда ставившую на первое место других, и теперь любой разговор она переводила на свои чувства и, естественно, чувства Марка. Она забыла о Белл.

Мне было несложно выполнить просьбу Марка, поскольку я почти не видела Белл. Только слышала — монотонное бормотание телевизора в комнате на первом этаже, скрип 104-й ступеньки, шаги у меня над головой. Она избегала меня — наверное, не только меня. Я занялась подготовкой к покупке собственного дома. Я могла купить дом в любом районе, поскольку неплохо зарабатывала писательским трудом, гораздо больше, чем если бы осталась верна полученной профессии и работала учителем, даже больше, чем получает завуч в школе или преподаватель в университете. Проведя много времени перед окнами агентств по продаже недвижимости, я, наконец, решила позволить им присылать мне предложения.

«Дом с лестницей» превратился в тихое, даже приличное место. В былые времена, когда я удалялась в свой кабинет и пыталась писать, мне иногда очень мешали шум, музыка, шаги на лестнице, громкие голоса, хлопанье дверей. Но теперь я по ним скучала — таковы странности человеческой природы. Одиночество толкнуло меня к Робину (в романе я написала бы, что одиночество толкнуло меня в его объятия), причем гораздо ближе, чем можно было бы предположить, учитывая наши несовместимые темпераменты. А потом приехала Эльза.

Наверное, я предпочитаю общество женщин.

В начале семидесятых в таких вещах обычно не признавались. Если вы говорили, что любите женскую компанию, это воспринималось как вынужденная добродетель, то есть вы терпите женщин, потому что не можете найти мужчину. Разумеется, сегодня все изменилось, теперь это приемлемо, и предпочтение женского общества признается вполне разумным и даже интеллигентным. Я очень обрадовалась приезду Эльзы. Она всегда была моей лучшей подругой — и остается до сих пор. В первый раз за все время я проявила инициативу, воспользовалась своим статусом хозяйской дочери и пригласила жильца, не спросив сначала Козетту. В любом случае невозможно было представить, что Козетта откажет.