На первый взгляд у Белл тоже не было друзей, но это не совсем верно. Ее друзьями были Тиннессе и Адмет — по крайней мере, она с ними общалась, — а также я сама и Эльза. Но у Марка, похоже, друзей не было совсем, я не могу вспомнить, чтобы в разговоре звучали их имена, только туманные упоминания о знакомых. Он также не распространялся о своем прошлом. Мы ничего о нем не знали, как будто Марк родился два года назад, уже тридцатишестилетним, или представлял собой творение Пигмалиона — Белл, — в которое вдохнули жизнь специально для того, чтобы я увидела его в «Глобальном опыте». Я испытала шок — правда, приятный, — когда однажды сидела в Британской библиотеке, листая (с какой-то другой целью) старую подшивку «Радио таймс», и наткнулась на его имя в списке исполнителей пьесы, которую слышала пять лет назад. «Росмерсхольм» Ибсена, и Марк Хенрисон играл Педера Мортенсгора.
Он не рассказывал мне о своем прошлом — да и с чего бы это? Наверное, Козетте рассказывал. Скорее всего, она знала его жизнь, с детских лет и до настоящего дня. Понятия не имею. Я практически не оставалась с ней наедине; рядом всегда был Марк.
Эльза отказалась поддержать план Марка по удалению Белл из дома на время визита оценщика, поскольку была по-настоящему честной и искренней. Она могла — как сегодня предположила Белл — один или два раз прибегнуть ко «лжи во спасение», но никогда бы не согласилась обманывать подругу с недостойной целью. Так же, как и я, Эльза не верила, что Белл чрезвычайно привязана к «Дому с лестницей» и не перенесет мысли о расставании с ним. Думаю, к тому времени Эльза уже поняла, что Марк не хотел, чтобы она жила в доме, даже две или три недели, несмотря на то, что принадлежала к числу тех немногих гостей Козетты, которые покупали еду, заботились о пополнении винного погреба и сами сдавали свои вещи в прачечную. Более проницательная, чем я, видевшая ситуацию со стороны, она подозревала Марка и поэтому любезным тоном ответила, стараясь смягчить сарказм:
— Придется тебе самому делать грязную работу.
В конечном итоге ничего делать не пришлось, поскольку оценщик не захотел осматривать каждую комнату, а Белл сидела у себя с включенным телевизором. Через три дня пришел представитель риелторской компании — то ли еще будет! — чтобы взглянуть на дом. Марку повезло, что как раз в это время Белл отправилась на одну из своих долгих прогулок, первую за несколько недель. До ее возвращения Марк и Козетта уехали подыскивать себе дом; по крайней мере, я так думала. Они делали из этого тайну, поскольку Белл ничего не должна была знать.
— Не представляю, как они выпутаются, — сказала я Эльзе. — Разве что убьют ее. — Я как раз писала роман, в котором от одного из персонажей должны были избавиться с помощью убийства. Иначе сюжетная линия заходила в тупик. Наверное, именно книга натолкнула меня на такую мысль.
— Сомневаюсь, — ответила Эльза.
В тот вечер нас всех пригласили на ужин танцоры. Раз в год они развлекали Козетту, как бы в ответ за все, что получали от нее. Она угощала их ужином как минимум один раз в неделю, а также брала с собой на концерты, спектакли и в кино, и поэтому ни о какой компенсации не могло быть и речи, но я подозреваю, что это немного успокаивало их совесть. Им приходилось терпеть общество всех жильцов дома, потому что Козетта умудрялась, очень мягко и тактично, отклонять их приглашение, если не могла взять с собой «свиту», как со свойственной ему грубостью выражался Айвор.
Я это помню, но не помню ресторана, в который мы ходили. Наверное, где-то в Сохо или на Шарлотта-стрит. Луису и Пердите повезло — гостей было всего пять, хотя в прошлом могло бы набраться и с десяток. Белл тоже пришла, чем меня очень удивила. Странно, что она поставила себя в положение «третьего лишнего», превратившись буквально в «призрак на балу». Мы естественным образом разбились на пары: Козетта и Марк, Луис и Пердита, мы с Эльзой — и Белл осталась в одиночестве. Наверное, она была самой плохо одетой женщиной в ресторане — и уж явно в нашей компании, похожая на перевязанный бечевкой пакет из нескольких слоев коричневой бумаги, — но все провожали взглядом именно ее. Как всегда. Все дело в ее походке, высоко поднятой голове, почти идеальной осанке, копне растрепанных светлых волос, бесстрастном лице и похожем на камею профиле.
Нужно рассказать, как мы сидели. Три столика были составлены вместе, и Луис устроился во главе длинного стола, Козетта — слева от него, Белл — справа. Марк сидел рядом с Козеттой — они всегда так садились, чтобы не разлучаться, — а за ним Эльза. На другой стороне между мной и Белл сидела Пердита, так что мы с Эльзой оказались друг напротив друга.