Сто шесть ступенек в никуда

— Возможно, потому, что до наших дней не дошло ни одного документа на их языке, — сказал Айвор. — Не исключено также, что долгое время филистимляне сохраняли монополию на выплавку железа — единственное их умение, о котором достоверно известно. — Он посмотрел на Козетту и свободной рукой придвинул к себе свечу, которую только что зажег официант. — Но как сформировалось современное значение этого слова?

Козетта была чрезвычайно терпимой и доброжелательной, умела скрывать страдания, так что даже казалась бесчувственной. Больше всего она боялась предательства, но Айвор, который якобы не давал ей никаких обещаний или гарантий, никак не мог ее предать. Она не любила споров и всегда выступала в роли миротворца.

— Расскажи, Айвор, — попросила Козетта. — Как интересно. Я не знала.

— Использовать этот термин для обозначения людей, не разделяющих либеральных взглядов, с интересами, лежащими в основном в материальной области, впервые стали немецкие студенты в девятнадцатом веке — в отношении тех, кто не учился в университете. Вроде тебя. — Айвор вполне мог отнести к этой категории и себя самого, поскольку утверждения об учебе в Оксфорде — да и вообще где-либо — после того, как в возрасте шестнадцати лет он бросил среднюю школу в Нортгемптоне, не имели под собой никаких оснований. Впоследствии я выяснила, что эти сведения о филистимлянах были собраны заблаговременно. Козетта, будучи невысокого мнения о своем уме и явно недооценивая его, не обращала ни малейшего внимания на подобные оскорбления. Айвор тоже это заметил и, сообразив, что ошибся в выборе жертвы и уязвимого места, направил следующий удар в болевую точку. — Не подумай, что я тебя в чем-то виню; это не в твоей власти. Ты родилась слишком давно. — Он повернулся к остальным. — В ее время женщин просто не допускали к высшему образованию. — Наклонившись вперед, он сунул сложенную банкноту в пламя свечи и прикурил от нее. — Естественно, на первом месте у них материальное, однако полезно показать им, как, — пауза, — мало, — еще пауза, — значат, — снова пауза, — эти вещи.

Его усилия по большей части пропали даром, поскольку, похоже, одна я заметила, как густо покраснела Козетта. Остальные завороженно, словно ослепленные светом фар животные, смотрели на пламя, пожиравшее пятифунтовую купюру. За исключением Гэри, который издал какой-то жалобный звук, подался вперед и попытался выхватить деньги из руки Айвора. Все посетители ресторана смотрели на нас. Айвор смеялся, сжимая пальцами обгоревший клочок бумаги и втягивая ноздрями дым. Я пыталась разглядеть, сохранилась ли металлическая полоска, обязанная присутствовать в каждой настоящей банкноте, но видела лишь хлопья темно-коричневого пепла. Фей откинулась назад, прижала голову к плечу Айвора, восклицая: «Потрясающе, потрясающе!» — Гэри с мокрыми от слез щеками мрачно складывал остатки в пластиковый контейнер, а Доминик ошеломленно бормотал: «Боже милосердный», и мне показалось, что на лице Козетты мелькнул страх, который можно было расшифровать примерно так: «Что я тут делаю? Во что я ввязалась?» Мне так показалось, хотя я, конечно, могу и ошибаться.

Она, как обычно, оплатила счет, почти не взглянув на него. Добавила щедрые чаевые — тоже как обычно. Мы вышли на Кингз-роуд, и Айвор предложил всем вместе пойти в питейное заведение в Южном Кенсингтоне под названием «Дрэйтон». Я видела, что Козетта страдает — у нее болела голова. Козетта в своей яркой одежде, которую она теперь носила — в тот вечер это была красная шелковая юбка и красная шелковая куртка без рукавов поверх блузки в цветочек, — в резком, ядовитом свете неоновых фонарей выглядела старой и уставшей. Подтяжка лица почти не исправила опустившиеся уголки губ. Я не стала возражать против похода в клуб, поскольку на меня все равно никто не обратил бы внимания, и, кроме того, мне хотелось туда пойти — я была молода и хотела жить. В тот период я проходила стадию безрассудства, через которую, наверное, проходят все, на кого смертельная болезнь может обрушиться через месяц, через год или на следующее утро.

Козетта и не подумала отказываться. Она приняла роль молодой женщины и должна играть ее до конца. Однако ей не удалось изобразить энтузиазм, и Айвор, чрезвычайно чуткий к подобным вещам, сразу все понял; он увидел, что Козетта устала, страдает и не в состоянии скрыть этого, а способна лишь молча соглашаться. Эта черта ее характера — покорность — особенно злила Айвора, который принимал ее за безразличие богатой женщины. Если у тебя столько денег, то можно ни о чем не волноваться и ничем не интересоваться — достаточно одной покорности. Мне кажется, он воспринимал все именно так. Айвора пожирала зависть и жадность, и ради денег он, вне всякого сомнения, женился бы на Козетте. Кто-то говорил Белл, а та потом рассказала мне, что уже тогда Айвор был женат на католичке, которая не могла дать ему развод. Новый закон, облегчивший разводы, приняли только года через два.