Читаем Сто сорок бесед с Молотовым полностью

Говоря о персоналиях, встречающихся в беседах с Молотовым, необходимо сказать еще об одном политическом деятеле – С. Кирове. У Молотова на этот счет позиция однозначная: Киров был неплохим оратором, мог много и полезно работать, но не был ни теоретиком, ни лидером, приближающимся к Сталину. В таком подходе, думается, есть резон. Сергей Миронович – один из сталинского окружения и не более. И никак уж он не мог составить конкуренции тому, кого неустанно восхвалял своей кипучей пропагандистской риторикой. И если Сталин действительно приложил руку к его убийству, то, наверное, лишь потому, что оно развязывало ему руки для перехода к большому террору. А впрочем – нет фактов, есть версия и только. Вспомним, как объективно выгодна была Борису Годунову смерть царевича Димитрия. Но неоспоримых доказательств его причастности к убийству не существует и – только версия…

Можно (и нужно) возмущаться спокойным, непоколебимым убеждением В. Молотова, что террор в 1937 году был необходим, поскольку необходимо было добить классовых врагов разных мастей и оттенков. Доказывать, что это аморально, приводить факты и цифры о репрессиях, в которых активно участвовал сам Вячеслав Михайлович? Но стоит ли делать это здесь? Наверное, не стоит. Молотов знал об этом получше нас, а мы знаем об этом уже столь много, что становится просто страшно.

А ведь в чем-то В. Молотов, как истинный большевик, прав. 1937 год начался значительно раньше. «Красный террор», продразверстка, первые концлагеря, процессы над «контрреволюционерами», подтасовки, фальсификации. Шифроотделы ЦК и губкомов, сводки ГПУ, секретная деятельность от партии и народа.[3]

«К стенке» – меньшевиков, «пулеметы» против оппозиции. Все имеет свое начало и свой конец. Цель не только оправдывает средства, но в какой-то момент средство само становится целью.

Молотов все время подчеркивает, что Сталин очень любил Россию, русский народ. Воистину, полюбил волк кобылу. Социальному, а затем и политическому геноциду подвергались целые классы, а объектом террора стал, в первую очередь, русский народ.

Политическая доктрина большевизма фактически была не только антигуманна, но и антинациональна. Как иначе объяснить следующие факты. В июле 1918 года командование Красной Армии при осаде мятежного Ярославля выдвигает ультиматум, в случае невыполнения условий которого грозит подвергнуть город химической атаке и превратить в руины. В 1920 г. химическими снарядами была обстреляна Бухара, а затем брошена на разграбление красноармейцам. В 1921 г. химические газы были готовы применить против восставших крестьян Тамбовщины.

Интересы мировой революции и ее полпредов являлись приоритетными перед интересами собственного народа. Так, в начале 1922 года для сведения всех членов Политбюро, в том числе и Ленина, поступает ужасающая информация из Самарской губернии: «едят трупы, детей не носят на кладбище, оставляя для питания», похороненных вырывают из могил и употребляют в пищу. И что же: именно в это же время при активном участии Молотова на Секретариате и Оргбюро утверждается смета ЦК РКП на золотую валюту (взятую, кстати, из золотого запаса Наркомфина). По ней сотни тысяч золотых рублей, на которые можно было бы закупить хлеб для голодающих, отдаются на нужды Коминтерна, а также на содержание заграничных домов отдыха для партийной номенклатуры, валютных пособий для нее и членов семей на лечение за границей.

В том же 1922 году, когда по России прокатывался смерч голода, специальная медицинская комиссия обследует состояние здоровья «ответственных товарищей». Результаты неутешительны – почти все больны: у Сокольникова – неврастения, Курского – невралгия, Зиновьева – припадки на нервной почве… Здоровы – Сталин, Крыленко, Буденный (небольшое повреждение плеча – рубил, наверное, кого-то), Молотов (всего лишь нервность), у Фрунзе – зарубцевавшаяся язва (прав оказывается Б. Пильняк в «Повести о непогашенной луне»). Но важны не столько диагнозы, сколько предложения о лечении – Висбаден, Карлсбад, Киссинген, Тироль… Что это – целебный пир во время чумы? О какой нравственной основе партийных лидеров можно вообще говорить?[4]

Парадокс сегодняшней ситуации состоит и в том, что современные фактические защитники (под видом «взвешенного» подхода) тоталитарной Системы пытаются оправдать то, что даже ее создатели стремились скрыть, понимая в глубине души, что это разительно расходится с провозглашенными лозунгами.

В августе 1920 года Ленин пишет секретную записку Э. М. Склянскому, в которой предлагает под видом «зеленых» вторгнуться на территорию Латвии и Эстонии, «перевешать кулаков, попов и помещиков», а потом «на них («зеленых». – С.К.) и свалим… Премия – 100 рублей за повешенного». А взять печально известное «шуйское письмо» Ленина Молотову от 19 марта 1922 г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное