Сто суток войны

На следующий день, 25 июля, генерал Глинский, начальник штаба 24-й армии, доносил в штаб Резервного фронта генералу Ляпину о приезде Руссиянова в штаб армии: «Докладываю: только что приехал командир 100-й дивизии».

Читая в архиве автобиографию генерал-лейтенанта Ивана Никитича Руссиянова, написанную после войны, которую он окончил, командуя корпусом, я наткнулся на такие строки:

«В окружении с войсками был шесть раз, в боях при отходе от Минска, 1941 г., в боях при отходе от города Лебедянь — 1942 г., в боях под Павлоградом — Кировоградом. Выходил с войсками и группами, с документами и в полной генеральской форме».

Из автобиографии видно, что Руссиянов родился 28 августа (по старому стилю) 1900 года в деревне Шупли, Кошинской волости, Смоленского уезда, что он с 1916 года работал поденным рабочим, в 1919 году был призван в Красную Армию, в ноябре 1921 года, по окончании гражданской войны, в неделю «Красного курсанта» поступил в пехотную школу комсостава, а в мае 1941 года, перед самой войной, окончил курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при Академии Генерального штаба.

В этом же деле я увидел две фотографии Руссиянова. Одна — парадная, предвоенная, может быть, сделанная по случаю присвоения генеральского звания: новенькие генеральские петлицы, новенький китель, аккуратный пробор, щеголеватый, подтянутый, моложавый, моложе своих лет.

И вторая фотография, сразу со всей остротой напомнившая мне того человека в грузовике — пыльный китель, выцветшие генеральские петлицы, постаревшее не на год, а на целых десять лет, усталое, но сильное лицо. Кто его знает, может, эта фотография была сделана сразу же тогда, после выхода из окружения, первого из шести. На этой фотографии не только лицо человека, но и лицо самой войны, такой, какой она была и какой я ее помню в июле 1941 года.

Две фотографии, одна и та же форма — и два разных человека: один только еще готовящийся воевать, а другой — переживший трагедию первых дней войны, нахлебавшийся всяческого горя, сделавший все, что от него зависело… Другой, совсем другой человек…

Я хочу подробнее остановиться на судьбе 100-й дивизии, потому что история ее типична для целого ряда наших воинских частей, достойно вышедших из того тяжелейшего положения, в котором они оказались.

Вспоминая начало войны, вряд ли стоит из соображений патриотизма прибегать к тому искусственному уравниванию, которым грешат некоторые наши — в особенности написанные в более давние времена — сочинения, где отстаивался тезис о повсеместном героизме и о том, что по сути дела все наши части и все люди при всех обстоятельствах вели себя одинаково героически. Свои герои были, конечно, всюду, во всех частях. Но говорить, что все части и повсюду действовали в начале войны одинаково героически, — вряд ли правильно. Были разные дивизии, по-разному подготовленные и руководимые, и война застала их в разном состоянии и в разных обстоятельствах; да и по ходу войны они попадали в далеко не равные положения.

Скажем, 172-я дивизия, к судьбе которой я еще вернусь, почти целиком легла в боях за Могилев, сражаясь с примерной стойкостью, долго и упорно, приковав к себе значительные силы немцев и тем самым выиграв время и сослужив большую службу нашим войскам, закреплявшимся на новых рубежах обороны.

53-я дивизия, о которой я уже писал, оказавшись как раз на направлении сокрушительного главного удара немцев Шклов — Горки — Смоленск, была разбита и рассеяна, но, собрав потом большую часть своего личного состава, впоследствии сумела завоевать добрую славу и дошла до Вены.

У 100-й дивизии была третья, своя, особенная и во многих отношениях замечательная судьба.

Перед войной дивизия дислоцировалась в Минске и на третий день войны, когда ей пришлось вступить в бой, начала свои боевые действия далеко не в полном составе. До комплекта не хватало трех тысяч человек, сорока процентов транспорта, а ее разведывательный батальон не имел ни одного танка и всего несколько бронемашин. Несмотря на это, в боях в районе Минска дивизия сначала разбила 25-й немецкий полк 7-й танковой дивизии, причем командир этого полка, полковник Ротенбург, был убит, а штабные документы полка захвачены. Потом дивизия сильно растрепала части 82-го мотострелкового полка немцев, кстати, в этих боях впервые использовав против немецких танков бутылки и стеклянные солдатские фляжки с бензином.

В течение первых четырех суток боев, упорно контратакуя немцев и даже кое-где продвинувшись вперед, дивизия начала отход только на пятый день, по приказу. Расчищая себе путь в двенадцатидневных боях, дивизия упорно вырывалась из кольца. Остатки разных ее частей были сведены в полк и именно в таком качестве с боем вышли из окружения.