Сто тысяч франков в награду

— Кто вас об этом просит! — воскликнул Жорж. — Оставьте ее себе.

Агент поклонился:

— У нас будет примерно тысяча публикаций, напечатанных три раза. Это значит три тысячи публикаций в двадцать строк, или шестьдесят тысяч строк по два франка… Всего выходит сто двадцать тысяч франков…

— Согласен, продолжайте…

— Еще афиши. Но тут нам нужно будет получить разрешение из префектуры. Я должен вас предупредить, что нам не позволят объявить о пропаже, за которую мы предлагаем вознаграждение…

— Почему же?

— Боже мой! Я не хотел вас обидеть, но по законам нравственности нельзя допустить, чтобы муж искал свою жену, словно пропавшую собаку. Тем более…

— Если речь идет о любовнице, — докончил Вильбруа. — Я вас понял. Но я думаю, что можно найти средство, чтобы обойти…

— Именно. Дайте мне письменные принадлежности, и я составлю проект объявления и афиши.

— Присаживайтесь, — сказал Жорж, уступая агенту место у письменного стола.

Тот, однако, не сел и, держа перо в руках, о чем-то раздумывал.

— Ну, что же вы не пишете?

— Мне в голову пришла одна мысль…

— Говорите.

— Не могли бы вы на первом этаже вашего дома открыть бюро?

— Разумеется, мог бы, но…

— Дело вот в чем: в афише мы укажем только сумму вознаграждения и попросим желающих получить деньги обращаться к господину М. (вашему поверенному) в такой-то час.

— Отличная мысль, но кто возьмет на себя такую роль?

— Разве у вас нет никого на примете?

— Есть Том, но я не могу обойтись без него. А вы сами не хотели бы за это взяться?

— О, господин Вильбруа, — воскликнул агент, стараясь скрыть свою радость, — я счел бы это за честь, но в последнее время я так сильно занят, к тому же надо зарабатывать на хлеб…

— Неужели вы думаете, что я никак не отблагодарю вас?

— Я этого не говорил…

— Назначьте цену сами.

Агент подумал: «Этот господин — курица, несущая золотые яйца!» А вслух проговорил:

— Но это только временное занятие. Если особа, которую вы ищете, вскоре найдется, я, потеряв место, рискую оказаться на мостовой.

— Я буду платить вам сто франков в сутки и дам вам тысячу франков в тот день, когда она найдется.

— Если будет задаток, я соглашусь на ваше предложение.

Жорж открыл портфель, вынул оттуда чек, подписал его и, подавая агенту, сказал:

— Вот три тысячи франков — это плата за первый месяц, за второй вы также получите вперед.

— С таким человеком, как вы, господин Вильбруа, очень приятно иметь дело.

— Итак, решено. А теперь поторопитесь.

— Я весь в вашем распоряжении.

На другой день на четвертой странице всех парижских газет было напечатано следующее объявление:

СТО ТЫСЯЧ ФРАНКОВ В НАГРАДУ

тому, кто предоставит сведения, необходимые, чтобы напасть на след дамы, известной в Париже под именем Наны Солейль, пропавшей из своего особняка двадцать второго апреля.

Приметы:

Волосы золотистые, кожа белая, рост высокий, глаза серые, нос длинный и тонкий, губы пунцовые, обаятельна и красива.

С полезными сведениями обращаться к господину Дюмонселю, в особняк на улице Эйлау.

Афиша была значительно короче. Как и предвидел господин Дюмонсель, префектура позволила напечатать только следующее:

«Сто тысяч франков в награду. Пропажа. За подробностями и справками обращаться к господину Дюмонселю».

Шестьдесят тысяч афиш были разосланы во всех направлениях. Пока Жорж де Вильбруа ждал, господин Дюмонсель потирал руки.

«Вот так штука! — думал он. — Если бы все парижские прелестницы так разбегались! Вот это и называется chercher la femme!»[10]

XI

Уже три дня распространялись по Парижу объявления и афиши о Нане Солейль. Сто тысяч франков возбуждали алчность многих. Со всего города к господину Дюмонселю сбегались люди, так что работы у него хватало. Из провинции и даже из-за границы приходила масса писем. Бюро Дюмонселя ежечасно получало и отправляло письма корреспондентам, льстившим себя надеждой, что они напали на след.

Нана Солейль оказывалась одновременно в десяти местах, и если бы бедному американцу пришлось ездить по всем приглашениям, он бы потерял кучу времени. Однако с момента открытия бюро господин Вильбруа стал значительно спокойнее и хладнокровнее. Убежденный, что Нана не могла добровольно оставить его, он вооружился терпением и внимательно изучал письма, которые ему приносил Дюмонсель. Касса была открыта все время, и, несмотря на то что еще никто не заслужил объявленного вознаграждения, многих наградили за усердие.