Сто тысяч франков в награду

Разумеется, Паласье даже не смел надеяться на такую удачу. Теперь он держит в руках своего врага, а кроме того, получит сто тысяч франков. Это было уже слишком много для одного раза! Через несколько минут огонек потух. Трое соучастников вышли из лачуги, а за ними на расстоянии крался Паласье, обдумывая план атаки.

XXIV

Вернемся к доброму доктору Бонантейлю, который, испытав столько треволнений за один день, к вечеру чувствовал себя разбитым. Сильвен вышел от доктора в глубокой горести. Его свидание с Аврилеттой было тяжелым. Состояние девушки внушало ему серьезные опасения. Она его не узнала. Напрасно Сильвен старался пробудить в ней воспоминания о днях, проведенных среди лесов и равнин, о ее детстве и веселых играх. Все было бесполезно. Только изредка на губах Аврилетты появлялась грустная улыбка, тогда как глаза ее продолжали бесцельно блуждать по стенам комнаты.

Удрученный, Сильвен вышел из дома доктора, оставив у него последнего своего друга — Пакома. Он брел, опустив голову, как вдруг услышал, что кто-то громко назвал его имя. Молодой человек тотчас узнал графа Керу — тот остановил карету, в которой ехал, чтобы окликнуть Сильвена.

— Вы, господин граф!

— Я вас искал и верно предположил, что вы ушли в больницу…

— Что вам угодно?

— Садитесь со мной, — живо сказал граф, глаза которого горели странным блеском. — Не далее как сегодня я должен окончить дело, которому посвятил все силы, что у меня остались… Я рассчитываю на вас.

— Я к вашим услугам…

— Садитесь же. Ах! Элен должна быть отомщена!

И карета быстро помчалась вперед.

Доктор Бонантейль при содействии помощника добился удовлетворительных результатов в своих изысканиях и потому, взяв трость и шляпу с широкими полями, решительно вышел из дома. Он направился к господину Вильбруа. После долгих размышлений доктор сказал себе следующее: «Да, совесть честного человека не должна колебаться, однако… есть одно очень важное „но“. Если бы речь шла только о похищении Наны Солейль, то есть если бы женщина добровольно позволила новому любовнику похитить себя, значит, доктору, которого призвали к больной, ничего не оставалось бы, кроме как лечить ее и ухаживать за ней, сохраняя тайну. Но тут совсем другое дело. Эта молодая женщина находится под влиянием сильного яда, неизвестного, возможно, никому в целой Франции, следовательно, никто не сумеет прекратить его действие. Кто ее отравил? Это первый вопрос. Второй: был ли господин Вильбруа соучастником преступления и не прибегает ли он к этим розыскам, чтобы скрыть истину?.. Вот два вопроса, которые нужно разрешить непременно со всей возможной осторожностью».

Итак, доктор хотел начать свои изыскания с посещения самого Вильбруа. Разумеется, ему неприятна была мысль о том, чтобы вмешиваться в дело, действующие лица которого были весьма подозрительными. Но он считал это вмешательство своим прямым долгом. Приняв в соображение все обстоятельства дела, доктор решился действовать без колебаний. Окликнув проезжавшего мимо извозчика, он приказал везти его к господину Вильбруа.

Поспешим же на улицу Эйлау. Жорж де Вильбруа потратил громадные деньги, не достигнув никакого результата и не получив ни одного полезного сведения об исчезновении Наны Солейль. Эта неудача еще больше разожгла желание Вильбруа открыть истину. К каким средствам следовало еще прибегнуть? Не одна любовь была двигателем его настойчивых розысков — им начинало овладевать сомнение. Какую роль разыгрывала Нана Солейль в этой драме, которая, в сущности, возможно, была просто комедией? Из полуслов и улыбок людей, окружавших его, он понял, что его положение становится смешным, и потому готов был принести любые жертвы, лишь бы пролить свет на это темное дело.

В одну из таких минут к нему явился Дюмонсель с докладом о донесениях агентов, разосланных во всех направлениях. Вильбруа прочел рапорт Дюмонселя и все письма, полученные от корреспондентов. Неудача преследовала его: ни одного указания, ни одной дельной справки он в этих письмах не нашел. В эту минуту вошедший слуга доложил, что хозяина желает видеть неизвестный господин. Последний, полагая, что посетитель явился с какими-нибудь новыми предложениями услуг, не хотел его принимать, но незнакомец так настойчиво требовал встречи с хозяином дома, что пришлось его впустить.

— С кем я имею честь говорить? — осведомился Вильбруа, когда они остались наедине.

— Милостивый государь, — ответил незнакомец, — я принадлежу к числу полицейских чиновников…

Вильбруа вздрогнул. Это было первое вмешательство полиции в дело Наны Солейль, что показалось ему хорошим предзнаменованием.

— Но чего же, сударь, вы хотите от меня? — спросил он.

— Потрудитесь прежде ответить на мой вопрос: имеете вы какие-нибудь сношения с одной подозрительной личностью по имени Паласье?

— Действительно, сударь, я знаю этого человека.

— Не давали ли вы ему поручений?

— Поручений? Нет, но он — как и многие другие — предложил мне свои услуги, и я принял это предложение с единственной целью — скорее отыскать женщину, которая, как вам, вероятно, известно, пропала.