Сто тысяч франков в награду

— Все объяснится в Париже, милостивый государь. Вы так сами хотели… тем хуже для вас. Ну, жандармы, я ваш пленник, делайте свое дело.

С этой минуты Паласье не раскрывал рта. Граф Керу и Сильвен сели в другое отделение вагона.

— Это и есть человек, которого вы видели в замке Трамбле?.. — спросил Сильвен.

— Да, это он. Я не могу ошибиться…

— И через несколько мгновений после этого свидания произошло покушение на вашу жизнь… Я не знаю, быть может, я ошибаюсь, но этот человек не кажется мне способным на убийство…

XXVI

От Вильбруа доктор Бонантейль вышел в полном душевном смятении. Как доктор, он обязан был хранить доверенную ему тайну. Если бы эта женщина из таинственного дома была действительно куртизанкой, той самой Наной Солейль, которую искал взбалмошный американец, Бонантейль мог бы успокоить свою совесть, заставив действовать господина Вильбруа. Но все оказалось совсем иначе, и доктор не знал, на что решиться. Он был убежден, что эта женщина не имела ничего общего с Наной Солейль, а следовательно, и с господином Вильбруа. Сомнений не оставалось, Бонантейль был слишком хорошим физиономистом. Но что его поражало и озадачивало, так это необъяснимое совпадение двух обстоятельств: Губерт де Ружетер похитил незнакомку, и в то же время Вильбруа приписывал ему исчезновение Наны Солейль. К тому же не было ли странным это удивительное сходство двух женщин, которое могло легко обмануть поверхностного наблюдателя?

Доктор Бонантейль, как человек опытный и спокойный, справедливо рассудил, что время расставит все по местам. Чтобы вернуть себе утраченное спокойствие, доктор решил погрузиться в работу. Разве не нес он ответственность за Аврилетту? Наконец, если он ее вылечит, разве это не отразится на незнакомке, которая по странному стечению обстоятельств была отравлена тем же ядом?

Итак, доктор заперся в своем кабинете, не один, потому что там лежал Паком, также ставший пациентом доктора. Достойное животное и не собиралось сопротивляться тем экспериментам, которые доктор намеревался произвести над ним, по очень простой причине: прием манкона окончательно лишил пса сознания. В продолжение целого дня доктор пытался вывести собаку из того оцепенения, в которое она была погружена. Вечером, когда Бонантейль вошел в спальню, чтобы отдохнуть, на лице его сияла улыбка, ясно говорившая о том, что доктор недаром провел время.

На следующее утро ему доложили о приходе двух посетителей, Сильвена и графа Керу. Доктор поспешил спуститься в приемную. Пожав руку молодого человека, он поклонился графу.

— Доктор, — начал Сильвен, — прежде чем объяснить вам цель нашего посещения, позвольте обратиться к вам с несколькими вопросами…

— Говорите.

— Есть ли какие-нибудь изменения к лучшему в состоянии здоровья Аврилетты?

— Пока нет… однако ночь она провела совершенно спокойно.

Сильвен хотел еще что-то спросить, но осекся. Доктор заметил это и улыбнулся.

— А как Паком?.. — наконец выдавил из себя юноша.

— Паком — если так зовут вашу собаку — хороший и добрый пес, который скоро сможет смело считать, что оказал значительную услугу науке.

— И он выздоровел?

— О! Не так быстро, мой юный друг!.. Ему лучше, гораздо лучше, и я надеюсь, что сегодня наступит значительное улучшение. Ночью я придумал кое-какие средства… Ну, теперь, когда вы знаете все о… ваших друзьях, я слушаю вас… Какому обстоятельству я обязан вашим утренним визитом?..

— Очень важному обстоятельству… но я должен уступить слово графу Керу, чье имя вам уже, впрочем, известно.

Доктор поклонился:

— Действительно, я знаю, что граф Керу — один из наших лучших моряков, и я не забыл рассказ об ужасной катастрофе, которая стоила жизни графине Керу…

— И вследствие которой Аврилетта лишилась рассудка… — добавил Сильвен.

— Я о том же хотел переговорить с вами, — сказал граф. — И, несмотря на страдания, которые терзают меня при одном только воспоминании о прошлом, я должен исполнить то, что считаю своим долгом.

— Говорите же, милостивый государь, и верьте, что я готов служить вам чем смогу.

— Доктор, — начал граф Керу, — вы знаете, что до сих пор полиция не нашла негодяя, лишившего жизни самую лучшую женщину в мире…

— Или, по крайней мере, — перебил его доктор, — полиция напала на ложный след…

— Действительно, один славный молодой человек, которого я считаю совершенно непричастным к делу, был арестован и едва не лишил себя жизни.

— Я вчера получил письмо от фельдшера, помощника доктора, и знаю, что состояние молодого музыканта теперь гораздо лучше и он не только не подвергается никакой опасности, но от ран не останется даже следа.

— Бедный Давид! — вздохнул Сильвен.

— На мне лежит обязанность исправить зло, которое я ему невольно причинил, — сказал граф Керу. — Но в настоящую минуту я должен отомстить, вот почему мы обращаемся к вам за помощью…

— Рассчитывайте на меня.

— Итак, все заставляет нас предполагать, что в эту ночь один из убийц графини Элен арестован…

— Неужели?