Сто Тысяч Королевств

Ученые утверждают, что Война богов случилась более двух тысяч лет назад. Я отвернулась от Сиэя и тоже вздохнула — да уж, между нами пропасть. Ничего не попишешь.

— Ты не похожа на нее, — сказал он. — Совсем не похожа.

Я не хотела говорить о ней. И промолчала. Только подобрала колени к подбородку. А Сиэй снова принялся гладить меня по волосам. Словно котенка.

— Она была сдержанная. Прямо как ты. Но и все — больше никакого сходства. Она была… холоднее, чем ты. Не такая скорая на гнев — хотя такая же взрывная. И такая же свирепая — если уж злилась, так злилась. Поэтому мы ходили на цыпочках. Только бы ее не разозлить.

— Ты так говоришь, словно бы вы ее до смерти боялись.

— Естественно, мы ее до смерти боялись. Иначе и быть не могло!

Ничего не понимаю.

— Разве ты не ее сын? Точнее, она же была твоя мать!

Сиэй помолчал, обдумывая ответ. Вот она, пропасть.

— Ну… это трудно объяснить.

Ненавижу. Ненавижу эту пропасть. Я хотела перекинуть через нее мост. Но не знала как. И потому просто сказала:

— А ты постарайся.

Гладящая мои волосы рука замерла. А потом он хихикнул и с неожиданной теплотой в голосе проговорил:

— А хорошо, что ты не из тех, кто мне поклоняется. Ты бы меня довела до безумия своими просьбами.

— А ты бы, небось, наплевал на все мои молитвы, да и дело с концом, — улыбаясь, заметила я.

— Ох, безусловно наплевал бы! Но в отместку я бы мог, к примеру, запустить тебе в постель саламандру!

Я рассмеялась — неожиданно для себя. Впервые за этот день я почувствовала себя человеком. Живым человеком. Продлилось это недолго — я отсмеялась, и волшебное ощущение меня покинуло. Но все равно мне полегчало. И вдруг, повинуясь неясному побуждению, я обхватила его ноги и приникла головой к коленям. А он снова погладил меня по голове.

— Появившись на свет, я не нуждался в материнском молоке, — медленно проговорил Сиэй.

На этот раз он не врал. Просто ему было трудно подыскать нужные слова.

— Не нужно было защищать меня от опасностей. Петь колыбельные. Я слышал песни, которые звезды пели друг другу, и для миров, которые попадались мне на пути, я был большей опасностью, чем они для меня. И все же, по сравнению с Тремя, я был слаб. Я походил на них, но уступал в силе. Существенно. Именно Наха убедил ее сохранить мне жизнь и посмотреть, что из этого получится.

Я нахмурилась:

— Она… что же… хотела… убить тебя?

— Да.

Почувствовав мой ужас, он фыркнул.

— Она беспрерывно всех убивала, Йейнэ. Она — не только жизнь, но и смерть. Сумерки бывают рассветными — и вечерними. Об этом все почему-то забывают.

Я оглянулась на него. И он осторожно убрал руку от моей головы. И было что-то в этом движении — что-то такое жалкое, отдающее раскаянием и сомнением, совершенно не подходящее богу, — что я вдруг разозлилась. А ведь он все честно рассказал. Да, у богов странные и непонятные человеку отношения, но он — ребенок, а Энефа — она была его мать, и он любил ее той нерассуждающей любовью, какой любой ребенок любит мать. А она… она едва не убила его! Словно заводчик, отбраковавший непородного жеребенка…

Или как мать, избавляющаяся от опасного приплода…

Нет. Нет. Это совсем другая история.

— Что-то эта Энефа мне не нравится, — сердито прищурилась я.

Сиэй едва не подпрыгнул от удивления, вытаращился — а потом от души расхохотался. Заразительно, хоть и донельзя глупо. Ну да, когда очень больно, либо кричишь, либо хохочешь. Я тоже улыбнулась.

— Спасибо, — хихикая, выдавил из себя Сиэй. — Ненавижу этот облик. В нем я склонен к ненужным сантиментам.

— Ну так превратись обратно в ребенка.

По правде говоря, ребенком он мне нравился больше.

— Не могу. — И он красноречиво ткнул пальцем в купол. — Эта штука слишком много сил забирает.

— Ах вот оно что.

И я задумалась: а какое же у него тогда обычное — нормальное, так скажем — обличье? Деточка-пипеточка? Или этот юноша со скучающим взглядом старика, который вылезал из него всякий раз, когда он уставал скакать, как беззаботное дитятко? Или что-нибудь вовсе третье? Но этот вопрос я не сумела задать — он был бы слишком личным и… болезненным для него. Поэтому мы некоторое время молчали, глядя, как весело пляшут слуги.

— Что ты собираешься делать? — спросил Сиэй.

Я снова прислонилась к его коленям и ничего не ответила.

Он вздохнул:

— Я бы обязательно пришел тебе на помощь. Но я не знаю, что делать. Ты ведь… ты понимаешь это?

От этих слов на душе неожиданно потеплело. Я улыбнулась:

— Да. Я знаю. Хотя и не очень понимаю. Я просто обычная смертная. Как все остальные.

— Нет. Ты не такая, как все остальные.

— Хорошо. Не такая. И тем не менее… да, я немного другая… — Громко я это сказать не решилась — мало ли, может, кто-то подслушивает, не надо рисковать. — Но ты сам это сказал. Даже если бы я дожила до ста лет, что моя жизнь по сравнению с вашей? Вы и моргнуть не успеете, она уже пройдет. Я для тебя — ничто. Как те, другие.

И я кивнула в сторону самозабвенно веселившихся людей.

Он тихо рассмеялся — и снова в его голосе прозвучала горечь.