Стоянка запрещена

Пока я совершала предписанные действия, она наблюдала за мной насторожённо, критически. Но и у меня медсестра (по возрасту, думаю, она не могла быть врачом) не вызвала симпатии. Я не предполагала, что дизайнеры одежды добрались до униформы. Вместо мешковатого белого халата – стильный костюмчик, брючки и жакетик с синим кантиком по краям воротника-стойки, с карманчиками и манжетами. Рабочая одежда не только не скрывала прелестей фигуры, она их подчёркивала. Безобразие. Перед кем они тут щеголяют? Перед пациентами со сломанными костями?

Приступ ревности действовал лучше, чем самоуговоры взять себя в руки. Однако не до конца растворил мои нервозность, страх, волнение, мои противоречивые чувства – убраться отсюда немедленно (волшебным образом телепортироваться домой) и одновременно – припасть к груди Кости, который защитит меня от всех невзгод. Я вошла в палату, обретя способность внятно говорить, но не анализировать, что произношу.

Палата представляла собой квадратную светлую комнату. По одной стене – две кровати, разделённые тумбочками, напротив – обеденный стол с телевизором, в углу раковина. Шикарно, как в американском фильме про «Скорую помощь». Не то что в нашей областной больнице, где бабушке и маме (в разное время) случилось лежать. Там был полевой госпиталь – по десять коек в палате, тюремная духота, страдающие женщины под сиротскими байковыми одеялами…

Костина кровать находилась у окна, на другой кровати лежало бесформенное тело, покрытое с головой, как покрывают усопшего. Около Костиной постели стоял стул, он молча показал на него – садись.

Я всегда мечтала в положении «сидя на стуле или в кресле» сохранять ровную, как у пианистки, спину. Не удавалось: либо за осанкой следишь, либо в разговоре участвуешь. А тут получилось само собой. Присела на краешек стула, в позвоночнике – штырь – ни согнуться, ни разогнуться.

– Здравствуй, Ася!

– Здравствуй, Костя!

Он никогда не был так красив. Да и вообще Костя, по стандартным меркам, не красавец. Но сейчас… его поза – полусидя, лицо – на фоне белой подушки, прижатой к спинке кровати, его бледность и щетина, его глаза – требовательные, ждущие, о чём-то спрашивающие…

У меня перехватило дыхание, и всё, что мне удалось достичь в обуздании эмоций, развеялось как дым на ветру.

«Давай, говори, продолжай, не останавливайся!» – Костя изобразил жест на нашем с ним радийном языке, из времён общей работы в эфире.

– Вот сижу я тут. Простая русская…

– Баба? Это что – цитата из старого кино? Не прячься за подсказками.

– Сижу я тут. И очень переживаю и отчаянно хочу твои страдания облегчить. Принести тебе «утку»?

– Еще чего! – возмутился Костя.

На соседней кровати ожило тело, затряслось в беззвучном смехе.

Я показала Косте на тело, скрытое простыней: кто это?

– Не обращай внимания. Ну?

– Очень хорошая больница.

– За те деньги, что берут, должны три раза в день шампанским нас поить, а у них стакана воды не допросишься.

– Девушка случайно не принесла коньячка? – Из-под простыни показалась голова.

Импозантное лицо кавказских кровей, с усами.

– Познакомься, Ася, это Гамлет. Который обещал не высовываться! – сказал Костя грозно.

– Гамлет – это прозвище, псевдоним? – спросила я.

– Имя, данное родителями. У нас в Армении, куда ни плюнь, попадёшь в принца датского или в Джульетту. Гамлет Арутюнян!

Сел на кровати, схватил мою руку и поцеловал. Спустил ноги, и его правая конечность… Мне стало дурно. Конечность нездорового красноватого цвета была закована в металлические обручи, от которых шли спицы прямо в тело. Спицы крепились простейшими слесарными гайками. Я представила, что и Костина нога, скрытая под одеялом, нашпигована железом, въевшимся в плоть… Комната и предметы вдруг стали расплываться, а сама я куда-то проваливаться.

Обморок был недолгим. Вероятно, я свалилась набок. Ведь сидела на краешке стула, не удержалась точками опоры и оказалась на полу. Рядом хлопотали Гамлет и Костя. Один поливал мою голову водой из пластиковой бутылки, второй шлёпал меня по щекам. При этом Костя обзывал Гамлета кретином, а тот оправдывался.

Два инвалида подняли меня, подхватив под мышки, и водрузили обратно на стул.

– Никогда не видел, чтобы девушки сознание теряли, – сказал Гамлет. – Я думал, это красиво, романтично, как в книгах.

Да уж, представляю, как выглядела: бледная до зелени, мокрая, с поруганной причёской и разводами макияжа.

– Гамлет, ё-кэ-лэ-мэ-нэ, бери костыли и проваливай! Посторожи у двери, никого не пускай! – велел Костя.

Костыли, по паре, стояли у каждой кровати. На Гамлете были спортивные брюки, он опустил штанину, и скрылась жуткая конструкция – аппарат Елизарова (вспомнила я название революционного открытия в травматологии). Отчего бы Гамлету не прятаться под одеялом с опущенной штаниной? Тогда я не свалилась бы в обморок. С другой стороны, потерять сознание я была готова ещё полчаса назад, когда обнаружила, что без средств к существованию залетела в столицу нашей родины.

Гамлет поковылял к выходу, рассыпаясь в извинениях.

– Хороший парень, но не без понтов, – сказал Костя, когда дверь за Гамлетом закрылась.