Стоять в огне

Какое-то время они молча глядели друг другу в глаза. Роттенберг — сдерживая в себе желание наброситься на узника, Гуртовенко — с решимостью обреченного, сделавшего все для своего спасения и теперь полагающегося лишь на волю случая, на собственную судьбу. И, быть может, только эта решимость удержала эсэсовца, убедив его в бессмысленности дальнейшего допроса.

— Скажу откровенно: ты не убедил меня, что не завербован Беркутом. Но в конце концов какое это имеет значение? Все равно ведь повесим. А можем и помиловать. Правда, существует еще один вариант. Отпустить к партизанам. Но при этом настолько скомпрометировать, чтобы они сразу же повесили тебя как предателя. У наших людей есть опыт в таких делах, можешь мне поверить. Какой из этих трех вариантов тебя больше устраивает?

— Я хочу служить рейху. Так же преданно, как и служил.

— Значит, хочется жить? — зло усмехнулся Роттенберг. — Неоригинально. Слушай меня внимательно, Сова. Я дарю тебе то, за что ты так цепляешься, и ты вернешься в отряд Штубера. Но отныне обязан информировать меня, лично меня, обо всем, что там делается. Разговоры, настроение, любые чрезвычайные события. Меня будет интересовать все, абсолютно все. Но особенно — игра Штубера с Беркутом. Ты понял меня?

— Что же тут непонятного?

— Может случиться так, что Штубер еще раз уговорит Беркута встретиться с ним. Твоя задача — сообщить, когда и где состоится эта встреча. Или хотя бы что она состоится. Но если обмолвишься о нашем разговоре хоть одним словом…

— Не обмолвлюсь, господин офицер. Это исключено. Век не забуду вашей доброты.

Едва успели увести Гуртовенко, как позвонил Штубер.

— Мы уже можем получить вашего пациента, господин штурмбаннфюрер?

— Хоть сию минуту.

— Он так ничего и не сказал?

— Бывают случаи, когда признаваться не в чем. Но все равно часы, проведенные у нас, запомнятся ему надолго. А вообще советую присмотреться к этому Сове. Человек с характером. Такого агента можно использовать рациональнее, чем вы это делали до сих пор.

«Вот как? — подумал Штубер. — “Использовать рациональнее…” Ясно. Просто до сих пор вы, господин штурмбаннфюрер, не имели в моем отряде своего агента…»

— Воспользуюсь вашим советом, господин штурмбаннфюрер. Не каждому из моих рыцарей удается получить такую рекомендацию.

Роттенберг понял, что Штубер разгадал его ход, однако это не слишком огорчило его. Может, оно и к лучшему. По крайней мере есть гарантия, что не решится убрать этого Сову. Побоится вызвать еще большее подозрение гестапо.

— Его привезут в крепость. У нас слишком мало места, чтобы вы могли устраивать здесь курорт для своих недоумков.

Когда через некоторое время Сова вновь предстал перед Штубером, тот лишь окинул его презрительным взглядом и, обращаясь к сопровождавшему Гуртовенко эсэсовцу, процедил:

— В отряд Зебольда. А затем — к партизанам.

38

Когда однажды, поздно ночью, в отряд неожиданно вернулся Гуртовенко, лейтенанта это поразило. Гуртовенко не имел права появляться в отряде без особого распоряжения. Вот так просто взять и вернуться в лес — значило раскрыть себя перед гестапо. То есть теперь Гуртовенко как партизанский агент уже не существует.

— Что случилось, Сова? — довольно холодно встретил его Беркут, когда этого пилигрима привели к нему в землянку. Лейтенант умышленно назвал его по кличке, присвоенной Гуртовенко фашистами. У него было основание подозревать, что вернулся этот человек не без подсказки Штубера.

— Я понимаю, что мне не стоило появляться здесь. Но вы должны выслушать меня.

— Да уж никуда не денемся — выслушаем. Присядьте, Сова, и не торопитесь. Говорите вдумчиво.

Гуртовенко не сел, а буквально свалился на скамейку и, поскольку целую минуту, как целую вечность, он просидел молча, Беркуту показалось, что так, сидя за столом, этот человек и уснет. Лицо его было исцарапано ветками, одежда и руки — в грязи, волосы, словно пеплом, усыпаны сероватой хвоей…

«Ну что ж, — сказал себе Андрей, внимательно присматриваясь к Сове, — независимо от того, что привело его сюда в столь поздний час, путь в отряд оказался для него нелегким». Однако с расспросами не торопился.

— Я не буду пересказывать, как меня встретил Штубер, — заговорил Гуртовенко лишь после того, как приведший его Отаманчук поднес флягу с трофейным шнапсом. — Это долгий разговор.

— Рассказать все равно нужно будет, — заметил Беркут. — Но, конечно, не сейчас.

Ему почему-то показалось, что Сове просто-напросто не хочется воспроизводить свои беседы со Штубером, в гестапо или где там еще допрашивали его.

— Командиры «Чапаевца» и «Мстителя» далеко отсюда. Лучше бы сразу послать за ними.

— Сейчас они будут здесь, — спокойно ответил Беркут и едва заметно кивнул Отаманчуку. Тот сразу же вышел из землянки.