Стойкий (ЛП)

Я использую три рулона бумажных полотенец и, наконец, убираю всё это без единой царапины на себе. Когда я мою руки, я рассматриваю исчезающий шрам в том месте, где я порезалась в прошлый раз, когда нашла Эрика в ванной без сознания, и эта мысль врезается в меня, как поезд. Я бегу наверх и врываюсь в ванную, молясь, чтобы он не сделал того, что сделал в прошлый раз.

Эрик стоит под водой голый, упёршись лбом в плитку. Его руки безвольно свисают по бокам, а плечи провисают в знак поражения. Когда я засовываю руку внутрь, холодная вода обжигает мою кожу, и я протягиваю руку и выключаю её. Как только я это делаю, его тело начинает дрожать, поэтому я хватаю полотенце и оборачиваю его вокруг него. Я растираю его тело вверх и вниз, прогоняя озноб, пока Эрик не перестаёт дрожать.

Мужчина намного крупнее меня, но я тяну его, пока он, наконец, не шевелится. Он делает это по собственной воле, но я чувствую себя так, словно тащу медведя гризли, учитывая, какой он тяжёлый. Добравшись до кровати, я чувствую, как мои колени ударяются о матрас, и я падаю на задницу. Ноги Эрика между моими, а полотенце давно исчезло. Его холодная кожа холодит мою, когда он проводит пальцем по моей щеке. Затем вниз к моей груди и снова вверх. Мука в его глазах вызывает у меня слёзы, и когда его большой палец раздвигает мои губы, я без колебаний открываюсь.

Я знала, что это произойдёт, и я хочу дать ему это. Я хочу быть такой для него. Потому что Эрик моя опора и поддержка, так что, если ему нужно использовать меня таким же образом, я приветствую это с распростёртыми объятиями. Тем более довольно трудно избежать этого, когда его обнажённое тело прямо передо мной, а его твёрдый член направлен мне в рот. Он сказал мне; он предупреждал меня с самого начала, что он такой. Он либо пил, либо трахался, и поскольку я уничтожила первое, ему понадобится второе.

Он засовывает большой палец мне в рот, вытаскивает его, а затем обеими руками обхватывает мой затылок. Я придвигаюсь к краю кровати, и парень толкается мне в рот. Его взгляд не отрывается от моих глаз, но его пальцы крепче сжимают мои волосы. Вместо того, чтобы входить и выходить из моего рта, он использует мою голову, как будто это его рука. Вверх и вниз так быстро, как только возможно. И Господь всемогущий, это меня заводит. Я хотела бы просто перевернуться и позволить ему взять меня сзади, но сейчас дело не во мне. Эрик тянет меня назад как раз перед тем, как я начинаю давиться, но не сбавляет темпа. Укус на моей шее совсем не болит. Вместо этого это подстёгивает меня ещё больше.

Ему это нужно.

Мне это нужно. Мне нужно знать, что я не отпугнула его тем, что сказала ему. Что этот мужчина всё ещё хочет меня такой. Мысли, которые у меня были, напугали меня, и, если бы роли поменялись местами, и Эрик вдруг бросил мне, что хочет детей, я не совсем уверена, как бы я отреагировала. Вероятно, плохо. Точно так же, как он это сделал.

Движение моей головы прекращается, и он внезапно ускоряет темп. Я протягиваю руку и хватаю его за запястье одной рукой, а другой обхватываю его яйца, мой палец тянется, чтобы помассировать чувствительную кожу.

— Боже, так чертовски хорошо, — бормочет он, и его движения становятся хаотичными. Когда его солёный вкус попадает мне на язык, я расслабляю горло, пока он замирает и кончает мне в рот. Его пальцы ослабевают, Эрик закрывает глаза и опускает голову. Я сглатываю вокруг него, и через секунду он вырывается и падает на колени.

Его руки обхватывают мои икры, и он кладёт голову мне на бёдра. Я запускаю пальцы в его волосы и жду, затаив дыхание.

— Мне жаль. Мне так чертовски жаль.

Я не знаю, за что он извиняется.

— Тебе не за что извиняться.

— Нет, есть. Ты… Я был застигнут врасплох. — Его плечи напряглись. — Я не хотел быть отцом, когда София сказала мне, что беременна. Тогда мой мыслительный процесс был заторможен этой новостью. Даже когда я сказал ей, что смирился с этим, я лгал ей. Дело не в том, что у меня было какое-то мнение по этому вопросу, но, когда реальность того, что я стану отцом… что я буду нести ответственность за жизнь, когда я даже не мог правильно управлять своей… это была просто ещё одна вещь, в которой я потерпел бы неудачу, поэтому моей естественной реакцией было бороться.

— Когда мне позвонили и сообщили, что она умерла, первое, о чём я подумал, был ребёнок. И, как ты уже говорила ранее, ты даже не поняла, что хотела этого, а это уже было отнято. Вот что я чувствовал… Только это было по-настоящему. В её животе рос настоящий ребёнок, половина моей плоти и крови, единственная кровь, кроме моей, которая всё ещё была живой… и она умерла из-за меня.

Так тяжело слушать, как ломается его голос — большой сильный парень, который со стороны выглядит неприкасаемым. Ему приходилось скрывать это слишком долго, и я ненавижу, что ему приходится переживать эти чувства заново, но я предполагаю, что он никогда не говорил об этом вслух. Вероятно, он никогда не сталкивался с ними лицом к лицу, потому что, когда он начинал, он так или иначе заглушал свои печали.