Читаем Стойкий принц полностью

Так как же спрашивать ты можешь,

О чем скорблю, когда в смущеньи

Стою меж другом и Царем?

Во мне столкнулись честь и дружба:

Когда тебе я буду верен,

Пред ним изменником я буду;

А верность сохраню пред ним,

С тобой неблагодарным буду.

Что ж делать? (Небо, помоги мне!)

Кого хочу освободить я,

Мне доверяют охранять.

Что если Царь владеет тайной?

Но чтоб найти вернее выход,

Я у тебя прошу совета:

Скажи, что должен делать я.

Дон Фернандо

Мулей, любовь и дружба ниже,

Чем честь и верность государю.

Царю никто ни в чем не равен,

Лишь равен он один себе.

Вот мой совет: ему ты должен

Служить и обо мне не думать;

Я друг твой, и во имя дружбы,

Чтоб сохранилась честь твоя,

Сам за собой смотреть я буду;

И если б кто другой сказал мне,

Что предлагает мне свободу,

Не принял бы я жизнь свою,

Покуда честь твоя со мною.

Myлей

Фернандо, не давай советов

Учтивых столь же, сколько верных.

Я знаю, что мой долг тебе

Есть жизнь, и что платить я должен;

Итак я ночью все устрою,

Как мы с тобою говорили.

Освободись, и жизнь твою

Я искуплю своею смертью;

Лишь только б ты освободился,

Мне после ничего не страшно.

Дон Фернандо

И было б честно, чтобы я

Жестоким был и беспощадным

С тем, кто со мною милосерден,

И чтоб того, кто жизнь дает мне,

Жестоко чести я лишил?

Нет, и тебя хочу я сделать

Судьей моей судьбы и жизни:

Теперь и ты мне посоветуй.

Возможно ль взять мне от того

Свою свободу, кто потерпит

За это кару? Допустит ли,

Чтоб он, ко мне великодушный,

Убийцей чести был своей?

Что посоветуешь?

Myлей

Не знаю.

Ни да, ни нет сказать не смею:

Нет, потому что будет больно

Мне самому; да, потому

Что если да тебе промолвлю,

Пожалуй, я и сам увижу,

Что мой совет не подходящий.

Дон Фернандо

Нет, ты мне должный дал совет.

Благодаренье, потому что

Во имя Бога и закона,

Которые владеют мною,

Я буду в рабстве стойкий принц.

ХОРНАДА ТРЕТЬЯ

Зал в летнем помещении Мавританского Царя.

СЦЕНА 1-я

Мулей, Царь.

Мулей (в сторону)

(Так много Царь поставил стражей

Над Дон Фернандо, что его

Спасти я больше не надеюсь.

Во имя долга моего,

Как верный друг, я постараюсь

Ему помочь по мере сил.)

Властитель, в море и на суше,

Ты знаешь, я тебе служил,

И если милости достоин,

Услышь...

Царь

Внимаю и молчу.

Мулей

Фернандо...

Царь

Более ни слова.

Мулей

Не хочешь слушать?

Царь

Не хочу.

Раз только назвал ты Фернандо,

Меня ты этим оскорбил.

Myлей

Но чем же?

Царь

Тем, что дал мне случай

Не дать того, о чем просил.

А дать нельзя, когда ты просишь

За Принца.

Myлей

Как же, раз его

Мне поручил ты, не желаешь

Отчета слышать моего?

Царь

Я слушаю; но состраданья

Не жди.

Myлей

Немилосердный рок

Фернандо истерзал настолько,

Что мир, чьи клички есть намек,

Дивясь таким страданьям, назвал

Его чудовищем судьбы;

Твой гнев изведав и суровость,

В таком неравенстве борьбы,

В несчастность бедствий вовлеченный,

Предав скорбям свой смелый дух,

В том месте, что назвать боюсь я,

Дабы не оскорбить твой слух,

Недужный, нищий, параличный,

Сраженный мужеством своим,

Он просит милостыни жалкой

У проходящих перед ним;

Ты повелел, чтоб он работал,

Чтоб был преследуем людьми,

Чтоб спал в угрюмых подземельях,

Чтобы ходил за лошадьми,

Чтобы узнал, что значит голод,

И обездоленный во всем,

И слабый раньше от природы,

Он был разбит параличом.

Так сила бедствий исказила

Его прекрасный царский вид.

Холодной ночью, черной ночью,

Он в мрачном подземельи спит.

Но, стойкий в вере неизменно,

Упорствует, как прежде, в ней,

И чуть, родитель утра, солнце,

Зажжет огни своих лучей,

Как узники (о, горе, горе!)

Циновку жалкую берут,

Недужного несут на воздух,

И - как мне вымолвить? - кладут

На место, что навозной кучей

Должны назвать мы: оттого

Что так он болен, стал он смраден;

Никто у дома своего

Ему лежать не позволяет;

Все гонят нищего, и он,

Без состраданья, без вниманья,

Лежит, мученьем удручен.

И лишь один слуга и рыцарь

Его не кинули в беде.

Стараются его утешить,

Ему сопутствуют везде,

Они с ним пищу разделяют,

Хотя ее и одному

Едва хватает, и от мавров

Гоненья терпят, потому

Что, повинуясь милосердью,

Инфанту служат. Но и гнев,

И беспощадную жестокость

Неоднократно претерпев,

Они его не покидают.

И каждый раз, когда идет

Один на поиски за пищей,

Другой при нем сидит, и ждет,

И страждущего утешает.

Смягчи же гнев свой, государь,

Будь, коль не жалостию тронут,

Так ужасом, о, сильный Царь,

Коль не слезами, изумленьем.

Царь

Ты кончил? Хорошо, Мулей.

СЦЕНА 2-я

Феникс. - Те же.

Феникс

Властитель, если заслужила

Я что-нибудь в любви твоей,

О милости я умоляю.

Царь

В чем отказать тебе могу?

Феникс

Фернандо...

Царь

Более ни слова.

Могу ли я помочь врагу?

Феникс

Внушает ужас всем, кто видит

Маэстре в низости такой;

И я просить хотела только...

Царь

Стой, Феникс, замолчи же, стой.

Скажи мне, кто велит Фернандо

Идти за гибелью вослед

И умирать злосчастной смертью?

Мое ли в том желанье? Нет.

Когда во имя веры предал

Он сам себя скорбям таким,

Зови его - к себе жестоким,

А не меня - жестоким с ним.

В его руке возможность выйти

Из этой низости на свет:

Пусть только Сеуту отдаст мне,

Он вдруг избавится от бед.

СЦЕНА 3-я

Селин. - Те же.

Селин

Перед тобой предстать желают

Посланники, о, Царь великий:

Один пришел от Таруданте,

Из Португалии другой,

По поручению Альфонсо.

Феникс (в сторону)

Какая скорбь с моей сравнится?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия