Стойкий запах лосьона

– У внука день рождения. Народу будет немного: мой приятель с супругой, мы с ним в прокуратуре вместе работали, соседи – брат и сестра, медики, невестка, сын, да я со своей. Детишки будут отдельно. Выпьем по сто граммов.

– А сколько внуку?

– На будущий год в школу.

– Приду, но один, моя в ночной смене.

– Жаль, – Левин знал, что жена Михальченко работает старшей телефонисткой на междугородной телефонной станции.

Михальченко глянул на часы, покачал головой:

– Что ж раньше-то не сказали? Подарок-то пацану надо, а магазины вот-вот закроют… – он быстро вышел.

Стасик во дворе чистил робу щеткой, которую возил в бардачке, драил суконкой высокие ботинки – собирался домой.

– Одолжишь полчаса? – спросил Михальченко. Знал, что Стасик живет за городом, электричкой час десять, он всегда после работы спешил подгадать на ближайшую, потому что следующая только через сорок минут.

– Стряслось что? – спросил Стасик.

Михальченко врать не стал:

– У внука Ефима Захаровича день рождения. Не заявишься же с бутылкой, надо пацаненку купить что-то. Сгоняем в "Детский мир".

– Ни хрена вы не купите там, Иван Иванович. Разве что какого-нибудь плюшевого урода, не поймешь, что: то ли медведь, то ли зайчиха. Давайте лучше по коммерческим помотаемся.

– Заводи!..

Детских игрушек не оказалось и в коммерческих. И лишь в одном из них Михальченко увидел на витрине маленький, с полладони плоский японский калькулятор.

– Как думаешь? – засомневавшись, спросил Михальченко у Стасика. Пойдет?

– Вещь! В школе сгодится ему.

– Значит, берем, – Михальченко попросил продавщицу показать калькулятор, повертел, нажал клавиши "2+2", получил "4", выложил деньги. Вышли из магазина. – Ты вот что, дуй ставить машину и беги на свою электричку, а я домой троллейбусом доберусь, – сказал он Стасику…

– По-моему, ты перебрал, – сказала Ирина брату, когда, уйдя от Левиных и спустившись этажом ниже, он никак не мог попасть ключом в замочную скважину.

– Нет, просто не надо было мешать водку с коньяком… Завтра смогу попозже встать, я иду на ночь.

Наконец он отпер дверь. Вошли.

Брат и сестра Костюковичи (она была старше его на два года) жили в трехкомнатной квартире, доставшейся после смерти родителей. В тридцать шесть лет он был еще холост, сестра – бездетная разведенка. Разойдясь с мужем, спросила: "Марк, я переберусь к тебе. Не возражаешь? Я не хочу заниматься судебным дележом той квартиры. Она – его, кооперативная, он выплатил". – "Ради Бога, Ира! Перебирайся сюда. Какие могут быть сомнения!" – "Если тебе надо будет приводить женщин, предупреди, я переночую у кого-нибудь из подруг", – весело сказала она. – "А если ты захочешь привести мужика? Тебе ведь только тридцать восемь?" – в тон ей сказал Костюкович. – "Это уже мои проблемы, не волнуйся, улажу… Я-то замужем побывала, а вот тебе пора жениться". – "На ком?" – "Господи! По городу ходит столько хороших свежих кобылиц! Проведи сексуальное тестирование, может что-то подберешь. Нельзя заниматься только платонической любовью. Это ведет к импотенции", – засмеялась сестра. – "Ты о чем?" – "Не "о чем", а о ком. О Каширговой. Думаешь, не знаю". – "Она замужем, Ирка. У нее муж и ребенок". – "Тоже мне помеха!" – "Давай не будем больше об этом. Иначе выгоню, ты тут не прописана". – "Ладно, дурачок, не сердись…"

Сестра окончила фармакологический факультет и заочно химфак университета, в тридцать четыре года защитила кандидатскую, вела одну из лабораторий в НИИ экспериментальной фармакологии. Костюкович знал, что за сестрой приударивает другой завлаб, очень способный химик-фармаколог толстяк Баграт Погосов. Но она не принимала эти ухаживания всерьез, посмеивалась: "Погос шалопай, выпивоха, трепач, любитель вкусно и много есть. По нынешним временам это главный порок…"

2

На ночное дежурство доктор Костюкович приехал в больницу загодя, чтоб застать знакомого санитара из морга: тот обещал пластмассовую ручку для стеклоподъемника "Жигулей", которую Костюкович случайно обломал.

Дверь в ординаторскую была заперта. Открыв своим ключом, он переоделся в белый халат, легкие белые сабо, поставил кейс под свой стол и вышел. Спустился на цокольный этаж, переходивший в тоннель, прошагал его темный, сырой, гулкий – и очутился в большом больничном дворе. Вдали находилось здание патологоанатомического отделения и морга, за ним, еще дальше – подстанция "скорой помощи", ее бензоколонки и диспетчерская.

Санитар уже переодевался, собираясь домой.

– Сами поставить сможете, доктор? – спросил он, достав из портфеля черную пластмассовую ручку.

– Смогу. Спасибо… Много сегодня было?

– Четыре вскрытия. Это по понедельникам у нас завал, а сегодня терпимо…

Костюкович знал, что патологоанатомическое отделение их больницы в сущности – городская прозектура, куда свозят умерших почти из всех больниц. После суббот и воскресений вскрытий особенно много…

Костюкович вернулся в ординаторскую. Врач, которого он сменял, пил перед уходом кофе.

– Как дела? – спросил Костюкович.

– Три свежих инсульта. Два мужика и женщина.

– Куда положил? – поинтересовался Костюкович, помня, что в его палатах мест не было.