Стойкость. Мой год в космосе

Я должен обучать 250 новых «морд» (так, по созвучию с аббревиатурой MUG – Midshipmen Under Guidance, называют курсантов-новобранцев). Моя обязанность – познакомить их с традициями и требованиями колледжа и помочь привыкнуть к жизни вдали от дома. Поскольку я отвечаю за дисциплину, то решаю проявить себя как лидер строгий, но справедливый. Постараюсь, чтобы все курсанты добились максимума в обучении, при этом буду непредвзято подходя к каждой ситуации и с готовностью выслушивать чужую точку зрения.

Однажды я получаю анонимную записку: кто-то из курсантов советует не приближаться ночью к леерам во время очередного выхода в море. Такая угроза сбросить меня за борт – первый урок того, что лидер не может нравиться всем. Понятно, почему новичкам, с которыми я работаю, правила кажутся обременительными, но я давно пришел к убеждению, что такие, казалось бы, мелочи, как начищенные до блеска ботинки и отполированные ременные пряжки, прививают внимание к деталям, необходимое для безопасных и эффективных действий в море.

Каждое лето мы шли на «Эмпайр Стейт V» в новые порты, а сразу после возвращения из похода я отправлялся в следующий, уже на военном корабле. Одним летом я участвовал в программе CORTRAMID по профориентации и обучению морских курсантов. Мы провели по одной неделе среди моряков надводного и подводного флота, летчиков и морских пехотинцев, чтобы составить впечатление о разных видах военно-морской службы. С морской пехотой я наблюдал за показательными взрывами и бегал ночные кроссы по лесу с винтовкой М16, в гостях у летчиков летал на Е-2С Hawkeye, прошел изнурительную полосу препятствий вместе с «морскими котиками» и провел три дня на подводной лодке.

На четвертый год обучения я был назначен командиром батальона корпуса вневойсковой подготовки офицеров резерва. В то время я проходил самый трудный курс, посвященный главным образом электротехнике. Теперь я умел учиться и получал от учебы удовлетворение и даже удовольствие. Я изучал проектирование электрических цепей, схемотехнический анализ и другие сложные области инженерной науки. Я бы охотно изменил профилирующий предмет на физику, если бы в мореходке была такая возможность, и иногда размышлял, что, если бы мне суждено было стать преподавателем колледжа, я обучал бы первокурсников физике или математическому анализу. От этих базовых предметов зависит судьба студентов, и мне кажется, получаешь огромное удовлетворение, прокладывая молодежи дорогу к освоению дисциплин, которые я постигал самостоятельно.

Я по-прежнему ставил перед собой цель стать военным летчиком, а именно пилотом самолета авианосного базирования. В колледже я делал все возможное, чтобы к ней приблизиться, в том числе заботился о зрении. Многие мои друзья, надеявшиеся стать пилотами, обсуждали способы сохранения стопроцентного зрения, и мы слегка зациклились на этом. Каждый будущий пилот знаком с бедолагой, всю жизнь мечтавшим о военной авиации и признанным негодным из-за легчайшей близорукости. Я старался не перенапрягать глаза и читал только при хорошем освещении. Хотя сейчас я понимаю, что на самом деле мне просто повезло и, если зрению суждено было начать портиться, никакие ухищрения бы не помогли.

В начале четвертого курса я прошел стандартизованный «Авиационный квалификационный тест / испытания для оценки пригодности к летной службе». Первая часть напоминала тест на IQ, а вторая включала интуитивно решаемые головоломки-пазлы и раздел на логику зрительного восприятия: виды горизонта из кабины, к которым нужно подобрать соответствующие изображения ориентации самолета.

Я сознавал значение этого теста для своего будущего и самоотверженно к нему готовился. Учебных пособий не было, и я сделал собственное, рисуя самолеты и виды из кабины. С экзамена я ушел с ощущением, что сделал все, что мог. Мне предстояло несколько недель ждать результатов и еще несколько месяцев – информацию о том, к какому роду войск в ВМС я буду прикомандирован. Даже хороший результат теста не гарантировал, что меня отберут в авиацию, тем более что я буду летать на реактивных самолетах.

Однажды холодным январским днем мы с соседом по комнате Джорджем Лэнгом сидели у себя после ланча и смотрели «Звездный путь» по крохотному цветному телевизору, стоявшему рядом с аквариумом. Показ сериала бы прерван экстренным выпуском новостей: космический челнок «Челленджер» взорвался через 73 секунды после старта. Мы снова и снова видели, как шаттл на экране разносит в пыль сразу после команды из центра управления «Увеличивайте мощность». (Тогда я не представлял, что значит эта фраза; намного позже научился сам на нее отвечать, подтверждая, что на шаттле слышат Землю.) Пройдет несколько недель, прежде чем будет выдвинута версия, что из-за необычайно холодной погоды во Флориде было повреждено резиновое уплотнительное кольцо в одном из твердотопливных ускорителей.

– Ты все еще этого хочешь? – спросил меня Джордж после нескольких часов непрерывного просмотра.

– В смысле?

– Этот шаттл… По-прежнему хочешь на них летать?