Читаем Стоит ли об этом? полностью

— Но ведь может ответ дать единственный взгляд.

Только взгляд — не укор, и не крик, и не стон.

— Захлебнётся костёр, что на льду разведён!


Нож


Нож живой — он и меч, и топор, и кинжал.

Не одно — сотни острых, отточенных жал.


Я закрою глаза — он всегда предо мной –

Колет в грудь, бьёт в лицо и грозит за спиной.


Вездесущ, неотступен, суров, многолик.

Из груди моей вырвет когда-нибудь крик.


Ни удары, ни руки ему не нужны.

Он войдёт мне под кожу как будто в ножны.


Музыка


Музыка с болью о ком-то рыдает,

Звуки дрожат и волной затухают.


Вдруг из падений взмывая дугою,

Мчатся и плещутся в русло другое.


Пропастей ужас! Рискованность взлёта!

Сердце трепещет, узнало кого-то.


Слёзы покорных немых изваяний

Стынут с укором застывших рыданий.


Сердце себя узнавать начинает.

Боль изваяний рыдает, рыдает.


29.07.79.

***


Ложь наводнила жизнь нашу и мою.

Мы в ней захлебнулись, и выплыть нет силы,

А где-то там, если я говорю: «Люблю»,

То ты отвечаешь: «Мой милый»


Как тень от сути отделились слова,

И мы запутались в этой игре с ними,

А где-то там, если над трупом говорят: «Мертва»

То не плачут, а смеются с улыбками незлыми


Мы лиц человеческих никогда не видали,

Лишь до ушей да к низу приклеенные губы,

А где-то там, если человеку чурбан показали,

То он говорит: «Сработано грубо»


Из мира личин, ложных звуков и самообмана

В «где-то» уйти я давно принял решение,

Но стеной и простором встаёт вечность океана,

И я понимаю, что «где-то» — многоликое разрушение.


***


Был ли кто при этом — не был

Только хоть кричи

Ведь звезда сорвалась с неба

Потонув в ночи


И, справляя панихиду,

Поезда гудят.

Мы живые будто с виду,

А сердца смердят.


Опьяняющим угаром

Дышат холода.

Не взошла на небе старом

Новая звезда.


14.10.79

***


Ветер звенит жестяными венками,

Птицы сидят на крестах.

Рядом дощечка с плохими стихами:

«Вечно ты в наших сердцах».


Плиты, надгробья, ограды стальные,

Вон на могиле стакан.

Правда, есть холмики очень простые –

Чуть ли не в пояс бурьян.


Вон на одной крест совсем покосился –

Верно давно уж гниёт.

К ржавой табличке поближе склонился –

Шёл ей 20-й лишь год.


Может когда-то была чьей-то милой,

Может любила мечтать.

Не кому только теперь над могилой

Даже траву оборвать.


Время и смерть пролегли между нами.

Ты умерла, я живу.

Вроде бы сбегать сейчас за цветами…

Не побегу, не нарву.


На кладбище после дождя


И тепло и паровито,

Вдаль несёт обрывки туч,

На крестах, дождём омытых,

Отразился светлый луч.


Птицы трели рассыпают,

Дышит чёрная земля,

И за шиворот роняют,

Холод влаги тополя.


Пробуждается стремленье

Всё живое полюбить.

Никакого настроенья

Из почтения скорбить.


Небо глубь свою открыло,

Чист дождём омытый лист,

И над солнечной могилой

Воздух влажен и лучист.


***


Я лежал одурманенный зноем

На зелёной траве уж века

Мочаливо-устало-спокойна

Где-то рядом томилась река


А в провалах дневных сновидений

Кто-то шепчет и шепчет о ней…

Нет, в ушах раздаётся гуденье

Деловитых мохнатых шмелей.


Надо встать и стряхнуть эту дрёму,

Пусть идущему жизнь нелегка.

Чей же голос, до боли знакомый,

Говорит, что лежать мне века?


***


Вечно длится молчанье

В этом замкнутом вечно кругу.

Обжигают сознанье

Огоньки на другом берегу.


Над холодной волною

Сиянье холодной звезды.

Под бездонностью неба –

Бездонность воды


19.09.81

II


***


Милая сторонушка

И знакомый дом,

И резное солнышко

Над твоим окном.


Занавеска белая

На твоём окне.

Помню ты, несмелая,

Улыбалась мне.


Вспомнил я забытое,

Бывшее давно.

Ах, давно закрытое

Для меня окно.


22.11.79


***


Сумрачный вечер, с тобой мы одни,

Первая встреча, июльские дни.

Нежно-коричневый бархат руки

Робкие всплески притихшей реки.


Берег реки заметает зима,

Шапки одели в деревне дома.

Сквозь неотступную зимнюю дрожь

Вижу, как ты в лёгком платье идёшь.


***


Волны тёмные не знают,

Как я в мире одинок.

Грустно волны набегают,

Тают волны возле ног


Ветер тихий и несмелый

Будит всплески на реке.

Что мелькает то и дело

Вдалеке? Не вдалеке?


Там где стелется тропинка,

До родных ли мне дверей?

Та ли белая косынка,

Что любви моей светлей?


***


У озера церковь есть белая

Над озером встанет луна,

Как будто монашка несмелая

И ласково плещет волна


С волною играют неверные

Пугливые блики луны.

Я жду тебя, радость вечерняя,

У белой церковной стены.


Твоё ли там платье волнистое?

И верно. Навстречу бегу.

Мелькнут огоньки золотистые

Далёко на том берегу


С тобой, моя нежная, скромная

По кромке песка мы идём.

Я знаю, что ночь будет тёмная

Я знаю, мы будем вдвоём


23.01.80.

***


Я буду безмолвен, как тень.

Я буду, как тень неотступен.

Для ласки чужой неприступен,

След в след за тобою весь день.


А ночью ужели уйду?

Кошмаром к тебе на подушку,

Укором немым снизойду,

И сон твой спокойный нарушу.


Ты утром проснёшься и вновь,

Кляня запоздалую нежность,

Кляня мою злую любовь,

Поймёшь ты мою неизбежность.


***


«Прости, прощай и извини»

О, темень ночи!

Былые, пасмурные дни

Простить нет мочи.


Простить ли первый мне ледок

В осенних лужах,

И близость зимних холодов

И снег и стужу?


Простить ли смоль твоих волос

И слов застылость?

Всё, что так долго ждать пришлось

Простить нет силы


Простить озябшею душой…

Увы, я знаю -

Сам виноват перед тобой.

И всё прощаю.


***


Улицы тихи и гулки,

Звучно по ним я шагал.

В тёмном глухом переулке

Прежнюю вдруг повстречал.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное