Стою за правду и за армию!

– Смотрю, нет ли тут трубы. Мы по ней бы спустились. К несчастью, не оказывается.

– Ну так прыгайте прямо!

– Покорнейше вас благодарю. Чтобы шею сломать? Нет уж, видно, с вами трудно бороться. Покойной ночи, ваше превосходительство!

– Давно бы так!

Вскоре я услышал храп Михаила Дмитриевича. Мне что-то не спалось, и я долго ворочался на своем тюфяке. Утром я был разбужен от какого-то неприятного ощущения холода и мокроты. Открыв глаза, я увидел стоявшего перед собой в одном белье Скобелева, который из рукомойника преспокойно лил воду на меня и Маркова. Я моментально вскочил.

– Что вы делаете, ваше превосходительство?! – закричал я испуганно.

– Бужу вас! – заливаясь смехом, отвечал генерал, и струя холодной воды продолжала литься на мое тело. Рубашки наши и постель были совершенно мокры, так как Михаил Дмитриевич вылил на нас целый рукомойник и взялся за другой, полный, чтобы продолжать свое невинное занятие.

– Ну нет! – закричал я, бегая в одной рубашке по комнате. – Уж больше вам не удастся нас поливать!

И я, схватившись за рукомойник, хотел вырвать его из рук Михаила Дмитриевича.

– Марков, помоги мне! – кричал я, не будучи в состоянии справиться один.

Во время борьбы рукомойник вдруг полетел на пол, разбился вдребезги, и вся вода очутилась на дорогом ковре.

– Вот так-то лучше! – сказал я, и схватил со стола графин с водой. Скобелев бросился его отнимать, и графин очутился тоже на полу. Все хохотали до упаду, и Михаил Дмитриевич больше всех.

– Вот войдет человек сейчас, – заметил я, вытираясь полотенцем, – и подумает: каков русский генерал, чем занимается с подчиненным!

– Да вы же сами виноваты: спите так, что начальнику приходится вас будить.

– Хорош способ будить! – оправдывался я. – На что мы теперь похожи?!

– Ну не ворчите, давайте мириться. Вон возьмите там в чемодане мое белье и наряжайтесь.

Я и Марков надели его белье.

После завтрака Михаил Дмитриевич ушел в посольство, а около двенадцати часов мы все вместе поехали обратно на позицию в Св. Георгий. Здесь Скобелев получил приятную телеграмму, что скоро к нему приезжает из России его мать с бывшим воспитателем Жирарде. Известие это очень обрадовало Скобелева, и мы, воспользовавшись его хорошим расположением духа, отпросились снова к берегам Босфора. Бесцельно шатался я по улицам Константинополя и, наконец, очутился возле моста через Золотой Рог, на голубой водной площади которого виднелся целый лес мачт с разноцветными флагами всех наций, и между ними по разным направлениям сновала масса маленьких, легких яликов.

«А не проехаться ли в Азию?» – пришла мне вдруг мысль, и, сойдя к берегу, я уселся в одну из этих миниатюрных лодочек, хозяин которой оказался грек.

– А ну-ка, мусью, тащи меня в Скутари! – приказал я ему, едва умостившись в этой лодочке.

Грекос быстро стал грести, что-то тарабаря на своем непонятном мне диалекте, изредка вставляя некоторые болгарские слова, которые были мне знакомы. Всего до азиатского берега было около двух верст. Отъехав немного от моста, грекос развернул на шесте какую-то грязную тряпку, которая изображала из себя парус, и мы поплыли еще скорее. На середине мы едва не перевернулись, потому что я, не предполагая, что душегубка наша так неустойчива, встал на своем месте и едва не полетел в воду, сильно испугав этим гребца.

– Это не можно, не можно! – с ужасом стал он кричать, уравновешивая веслами сильно раскачавшуюся лодочку.

Наконец мы добрались до берега Малоазиатского полуострова. Город Скутари раскинулся на довольно значительном пространстве. Здания и мечети издали казались очень красивыми, но вблизи впечатление совершенно менялось. Довольно широкая полоса воды у берега была загромождена множеством всевозможных судов. На пароходах и барках виднелась масса турецкого люда, преимущественно женщин и детей, спасавшихся из Болгарии, как объяснил мой грек, от русских «казаков». Я был в форме, при орденах, и потому на меня с удивлением посматривали как с набережной, так и с судов. После некоторых лавирований грек мой пристал, наконец, к берегу.

– Ну, братец, как хочешь, а я на твоей раковине обратно не поеду, – объяснил я кое-как своему носатому лодочнику и расплатился с ним. Он ничуть не обиделся, а, напротив, даже помог мне разыскать для обратного путешествия хорошенький катер, хозяин которого, тоже грек, объяснялся довольно порядочно по-русски. Приказав своему новому хозяину ожидать меня версты на полторы к северу от места высадки, я пешком отправился по узким и грязным улицам Скутари, которые были положительно запружены самой разнообразной толпой турецкого люда, преимущественно в бедных, оборванных цветных костюмах с узлами и котомками на плечах.