Стокгольмский синдром (СИ)

— Я тебя заметил, Даш, — четко произносит парень, а я даже даю слабину и замираю на месте, кусая нижнюю губу. Нельзя открывать ему дверь. Я просто сейчас пойду смотреть фильмы с Ильей, мы достанем мороженое, а Миша постучится еще раз и уйдет к себе. Не будет же он выламывать дверь и пытаться пробраться ко мне домой. — Мне нужно с тобой поговорить. Я не буду настаивать или тому подобное, я просто поговорю.

Я громко выдыхаю и опираюсь плечом об косяк. В голове копошатся мысли, что всего лишь одни разговор ничего не сделает плохого мне или кому-то другому, а даже наоборот поможет, ведь тогда я смогу высказать все Антону через его друга. Наверное, открыть дверь очень хорошее решение. Я объясню Мише, что мои отношения с его другом были большой ошибкой и обычным помутнением разума, когда гормоны хлещут через край, а тебе хочется большой любви и заботы. Хочется, чтобы тебя понимали и обнимали, прижимая к себе ближе. Хочется немного грязи, чтобы аж до боли кусали кожу. Хочется, чтобы ты чувствовал себя в безопасности. Просто я слишком поздно поняла, что Антон не тот человек.

Всего лишь одни шаг, и я открываю дверь, глубоко вздохнув и поправляя толстовку, в которую укуталась от холода. Бурый слегка улыбнулся мне, но шаг вперед не сделал, а даже был рад стоять чуть поодаль от меня.

— Скажи Антону, что я не хочу ничего иметь с ним общего, — твердо произнесла я, хотя и не очень громко.

— Скажи это ему сама, — произнес парень и усмехнулся. Я вопросительно посмотрела на Мишу, но не успела даже сообразить, как из-за двери появился сам Антон. Я неожиданно вздрогнула, не готовая к такому повороту событий. Первая мысль была закрыть дверь, но он одной рукой держал ручку, тоже предполагая такой выход из ситуации. Пришлось стоять и молча смотреть на него. Я не хотела этого, мне хотелось заплакать и лечь у себя на кровати лицом вниз, чтобы не вспоминать всего этого дерьма. Миша посмотрел на своего друга и произнес: — Звони, если что. Я буду снаружи.

Я молча проводила взглядом Мишу, безумно расстроенная его уходом. Пожалуйста, не уходи, я не знаю, что мне делать, что говорить и как справиться с самой собой, чтобы не совершить те же ошибки. Я мысленно обратилась к Илье, который сидел не так уж далеко от меня и мог помочь. Возможно, что и Ильи нет в квартире, я могла это придумать и принять за действительность.

— Даша, — тихо произнес Антон, делая шаг ко мне и протягивая свою руку. Я дернулась в сторону, не позволяя ему этого. Я не хочу иметь с ним ничего общего. — Ты делаешь из мухи слона, успокойся.

— Из мухи слона? — повторила я, чувствуя, как начинают трястись руки и дрожать голос. Только не давай слабину. Не верь ему. — Я доверилась тебе, Антон.

— Я как-то не оправдал твое доверие? — спросил парень, слегка повышая голос. Антон резко изменился, позволяя гневу овладевать им. В голосе послышались твердые металлические нотки, а руки сжались в кулаки. Я опустила взгляд в пол, стараясь не смотреть ему глаза.

— Ты посчитал меня своей вещью и запер у себя в квартире, — более уверенно произнесла я, сильнее цепляясь за толстовку. Я знала, что мне неприятно об этом говорить, но сейчас было тяжелее всего, потому что так и хотелось заплакать. Антон больше не пытался коснуться меня, но зашел в квартиру, оставив дверь открытой.

— Я не считал тебя своей вещью, я уже объяснял. Я не понимаю, из-за чего ты злишься, — недовольно сказал Антон, и я закусила губу. Он не понимает даже, что совершил. Его поступок ужасен, отвратителен, как и он сам. Антон резко сделал шаг вперед и успел схватить меня за плечо, за которое он обычно сжимал меня и заставлял чувствовать боль. Я зажмурилась, ожидая гнева и с содроганием вспоминая, что глупо не замечала этого и не отдавала должное такому действию. Нужно было заметить раньше, что он причиняет боль. Но вместо этого он нежно прошептал: — Не бойся меня, я никогда тебя не ударю.

Слишком больно внутри, а не снаружи. Будто меня повесили на цепи и избивают, вышибая весь воздух из легких и не давая мне даже момента передохнуть. Хотя я была бы не прочь сдохнуть внутри, чтобы ничего не чувствовать и не ощущать. Я лишь сильнее вжимаю голову в плечи и пытаюсь справиться с подступающими слезами. Антон притянул меня к себе и крепко обнял, когда я даже не сопротивлялась этому. Слабачка.

Он молчал, а я начинала плакать и теребить рукава толстовки. Я почувствовала его нежные движения по спине, из-за чего сильнее начала плакать, вытирая слезы об его плечо, а Антон был даже не против. Странно, что я плачу из-за ужасного отношения к себе и плачу в рубашку этого же человека. Но мне так не хочется от него отходить, мне нравятся его крепкие объятия.