А Оляна? Она так ждала этого вечера. Так надеялась, что именно в этот вечер решится ее судьба, придет конец ее горькому вдовьему одиночеству. Но теперь ей было не до себя. Горе сына болотным камнем придавило в ней все, что начало было воскресать с возвращением на родину любимого человека.
Когда у Антона кончился отпуск, он зашел к Багнам, чтобы еще раз поговорить с Оляной. Но та кивнула ему на сына: «Смотри, как извелся за две недели! Не ест, не пьет!» — и, заливаясь слезами, ушла на работу в поле.
Дед Конон посмотрел вслед дочери и сказал Антону:
— Подожди еще немного. Все уляжется. Гриша пойдет на какие-нибудь курсы.
— Если с Оляной у нас наладится, весной вернусь совсем, — ответил Антон. — А иначе мне лучше сюда и не показываться. Чего ж зря тревожить и ее и себя.
— То правда, то правда, — кивал дед. — Но думаю, она еще оттает.
Весть об открытии курсов трактористов взбудоражила молодежь всего района. В Морочну, как на ярмарку, потянулись подводы, лодки, пешеходы.
Возле причала, за кузней, собралась целая флотилия. Далеко красовался белый полотняный парус ноблян. Рядом с парусником уткнулась в берег маленькая, хлюпкая душегубка коморян, приспособленная для плавания по узким протокам с крутыми поворотами. Из Сваловичей прибыло несколько остроносых новеньких чаек. Откуда-то издалека приплыли два огромных черных дуба. И множество других менее примечательных лодок появилось в это утро у причала.
Брички останавливались на площади за школой. Поставив лошадей к свежей траве, накошенной по дороге, хлопцы подолгу прихорашивались. Переобували постолы. Потуже затягивали поясок на домотканой холщовой рубахе с петухами на манишке и рукавах. Приглаживали волосы. И, лихо, на самый затылок, сдвинув брыль или фуражку, выходили на дорогу и несмело расспрашивали редких утренних прохожих, где находится райком комсомола, в котором будет проходить предварительный отбор курсантов.
Многие из них никогда не видели даже сенокосилки и потому, чуть не крестясь, со страхом приближались к райкому, где решится вопрос, кого же возьмут на курсы и доверят машину, заменяющую несколько десятков лошадей.
Однако возле старого деревянного домика с красной стеклянной вывеской страх сразу проходил. Здесь было шумно, весело. А когда начало пригревать солнце, собралось много девушек, одетых по-праздничному: то в розовые, то ослепительно красные юбки да небесно-голубые или сочно-зеленые кофты. Появились балалайка, гармошка. Кто-то сказал, что возле этого учреждения можно плясать и петь. Этому охотно поверили. И пошло…
А в полдень из этого здания вышли первые курсанты — Григорий Крук и Санько Козолуп.
— Санько, а смешно в чоботах, — говорил Гриша, неловко переставляя ноги и все время рассматривая новые кирзовые сапоги.
— Угу. Высоко в них, — ответил Санько, тоже впервые за свою жизнь обувшийся в сапоги.
Еще раз посмотревшись в зеркало и не узнавая себя в просторном синем комбинезоне и в больших добротных сапогах, друзья сошли с крыльца. Вокруг толпились хлопцы, ждавшие своей очереди. В серенькой полотняной одежонке, в постолах они показались Грише и Саньку нищенски жалкими и уж очень маленькими ростом. Непривычно широко расставляя ноги, друзья быстро, как очень занятые люди, пошли прочь.
Д
ед и внук сидели уже за столом и с нетерпением ждали завтрака. Каждый спешил на работу. А Оляна, согнувшись, заглядывала в печь и ругала своих «хозяйнов» за сырые дрова.— У одного — трактор, у другого — сапожная мастерская, а дома хоть разорвись.
Вдруг в дом вбежал Санько, запыхавшийся, взбудораженный.
— Что там случилось? — встревожился Конон Захарович.
— Музыкант приехал из Киева. Он и в школе будет музыке учить, и в клубе.
— Чего ж было так бежать?
— Так Гришу ж проверять будут.
— Проверять? Отчего ж проверять? — испугался дед.
— Ну, музыку его слушать.
— Му-зы-ку? — с сомнением протянул дед.
— Александр Федорович сказал: «Зови Гришу Крука с гармошкой».
Услышав это, Гриша молча вышел из дому. Санько недоуменно посмотрел ему вслед. А дед, перехватив этот взгляд, сердито бросил:
— Такое придумал тот Моцак! Музыку проверять! Будто не знает, какая теперь у этого хлопца музыка! Кончилась его музыка. Ясновельможные отняли. Сам же знаешь, как растрощили ему пальцы.
— Опять расстроили хлопца! — недовольно сказала Оляна и вышла вслед за сыном. — На работу уйдет голодным!
Санько сочувственно смотрел на дверь, за которой скрылся его друг, навсегда обиженный злою судьбой.
— Хорошо хоть руль трактора держит теми пальцами, не то, что музыку, — продолжал дед.
Санько насупился и виновато пробурчал:
— Я ж не знаю, чего они там… Может, учитель забыл.
— Антон привез ему целую баянию. А он не может… — опечаленно сказал дед.
— Гриша мне показывал.
Дед тоже без завтрака вылез из-за стола:
— Кончилась вся его музыка. Совсем кончилась…