Человеческое жилье попадалось все реже. Наконец, он целый день прошел, не встретив никого, по зеленой равнине, где полно было ручьев и озер, где можно было жить и возделывать поля, – но по дороге встречались только развалины, обильно поросшие травой.
Он переночевал под открытым небом, лежа на спине и глядя на звезды. Вот уже много лет они не приближались и не удалялись, не стреляли друг в друга и не взрывались. Сонное спокойствие царило на небе, и, глядя вверх, Стократ удивлялся, почему же так неспокоен Обитаемый Мир.
Наутро он поднялся на пригорок и увидел внизу самый густой лес, какой ему приходилось видеть в жизни. Деревья на опушке стояли стволом к стволу, и между ними нельзя было протиснуться.
Замедлив шаг, Стократ спустился с пригорка. На опушке невиданного леса стоял домишко, сложенный из песчаника. У входа маячил толстый парень и смотрел на Стократа, разинув рот, как на шестиногую собаку.
– Я путник, – сказал ему Стократ. – Никогда раньше не видел?
– Видел, – парень захлопал глазами. – Видел, конечно, тут так и шастают…
Стократ не понял, для чего он врет. Скорее всего, ни для чего – парень привык врать для собственного развлечения.
Пригнув голову в дверном проеме, он вошел вслед за парнем в темноватое сырое помещение. Там стоял деревянный стол – Стократ удивился, ему говорили, что вассалам Леса запрещено рубить и жечь дерево, плотничать и столярничать. Парень уселся за стол с важным видом и развернул свиток:
– Кто ты и по какому делу идешь во владения Леса?
– Я бродяга. Иду, куда глаза глядят, для собственного удовольствия.
– А… меч тебе зачем?
Стократ пожал плечами:
– Обороняться от злых людей.
– А-а, – с непонятным выражением повторил парень. – Ты законы Леса знаешь?
– Нет, разумеется. У Леса есть законы?
Парень поглядел на него, как на дурачка.
– Дикий народ живет на западе, – сказал с сожалением. – Держи…
Он протянул тончайшую деревянную пластинку, на которой чернилами были выведены не вполне понятные каракули.
– На землях Леса ты платишь налог, как все жители. Ежедневно.
– Каждый день?! Интересные у вас порядки… Какими деньгами?
– Никакими, – парень нахмурился. – Слушай… там, к западу, люди живут?
– Немного. Земли свободной полно.
– Я бы ушел, – сказал парень с тоской. – Но у меня здесь мать, сестры, невеста… Если я уйду, они будут платить за меня.
Он вдруг разозлился и закричал на Стократа:
– А ты, если идешь, так иди! Вон проход, ведет прямо к городу, иди, если хочешь, я за тебя не отвечаю!
– Чем вы платите? – спросил Стократ, стараясь прогнать наихудшие подозрения.
– Временем, – сказал парень и опустился на табурет. – Иди, в трактире тебе лучше объяснят.
– Вот табличка, видишь? – служанка вышла из-за стойки и плюхнулась рядом. – Я отмечаю на ней, сколько уплачено. На подневольных землях, от нас к востоку, там все просто: к двадцати пяти годам уже седой, а к сорока от старости помираешь. Это называется тяжелый налог. А у нас легкий. Вызывает меня хозяин, трактирщик, стало быть, чтобы отругать за что-нибудь. А я на табличке своей делаю зарубку… И вот пожалуйста: уже вечер, он меня отругал, и заново пол драить заставил, только я это время Лесу отдала. И – вот он, вечер, отдыхай, спи, к милому под бочок, все можно!
Стократ вертел в руках деревянную табличку, на которой зарубки были выстроены по пять: каждая пятая перечеркивала четыре предыдущих.
– И… сколько таких зарубок в день?
– А сколько хочешь. Главное, чтобы на пятый день, когда колокол ударит, у тебя было уплачено пять.
– А если нет?
– Тогда начнешь стареть. Кому охота? Наши все платят исправно, все приспособились: идти, скажем, жнецу с утра на поле – работать. Две зарубки отдашь – и вечер, лежишь на тюфяке, кости ломит после жатвы, а тебе и в радость: отдыхаешь…
– Погоди, – сказал Стократ. – А кто же работает?
– Они же и работают, жнецы. Только время это отдают, они не чуют его, ясно? Отдают деревьям.
– А во сне почему не отдавать?
– Ишь ты, во сне время сладкое! Жалко! Лучше рабочие часы отдать им, пусть подавятся.
– Зачем деревьям столько времени?!
– А не наше дело, – служанка посуровела и поднялась из-за стола. – Это Лесного Царя дело, я его спрашивать не хочу.
– К западу и югу, – сказал Стократ, – полно свободной пахотной земли. Дома стоят, разваленные, но восстановить можно. И никаких деревьев!
Служанка скрылась за стойкой.
– За такие слова, – донеслось приглушенно, – можно штраф заплатить. Так что молчи и ешь, или выметывайся из таверны. Знаем мы таких бродяг…
И загрохотала, прыгая по полу, медная кастрюля.
Спать здесь ложились поздно. Стократ шел по улице, и почти в каждом окне был свет; где-то пели, где-то пили, где-то дрались, но без особенной злобы. Гуляла молодежь, обнявшись. По сравнению с суровыми землями, пережившими падение Железных Братьев, – раздольный праздник.