Тогда, в смятении, он выпил прямо из горлышка оставшуюся водку, разделся, встал на четвереньки и попробовал еще раз превратиться в вещь, уйти от ответственности, уйти от людей и человеческих законов.
Чугунный Давид шагнул с постамента, мягко прикоснулся к его склоненной шее игрушечным мечом. Медуза приоткрыла веки, и человек ощутил, как деревенеет его тело, стекленеют глаза и голова наливается свинцом.
Сквозь узкую прорезь он увидел себя отраженным в застекленном шкафу.
На полу стояли часы в пузатом футляре, и тяжелый свинцовый маятник равномерно отбивал секунды.
Возможно, последние.