Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Я шел по узенькой тропинке,
Пробитой старым пастухом.
Вокруг лишь жесткие травинки
И камни с бархатистым мхом.
Лишь кое­где цветочек желтый,
Как солнце, улыбался мне,
И ржавые свалились болты
С меня на горной вышине.
Вдали, как на учебной карте,
Лазурные вершины гор,
Со дня творения в азарте
Чарующие Божий взор.
Над ними облаков гирлянды,
Манящий душу Бенарес,
Сикстинские везде гиганты
И много парусных чудес.
И ни одной вокруг лачуги,
Как будто вымер человек,
Исчезли недруги и други,
Погиб наш атомичный век.
Как хорошо глядеть на тучи, –
Духовности они полны,
И снятся мне на мшистой круче
Очаровательные сны.
Мне снится, что душа поэта
С душою облаков одно,
Что от словесного привета
Они склоняются на дно...
Вот, вот они послушно к цепи
Склонились потемневших гор,
Вот заглянули в наши склепы,
И укоризненен их взор.
Вот чрез соседнюю долину
Края поплыли их одежд,
И Блудному на щеки Сыну
Слезинки капнули из вежд,
Из вежд родных как будто глазок,
С глубокой, тихою тоской,
Как из волшебных старых сказок,
Но с нежной матери рукой.
И стало мне тепло и грустно,
И голову я вверх поднял:
Из пепельной фаты искусно
Опорожнили свой фиал
Из алавастра чьи­то руки,
Как Магдалина, что, Христа
На крестные готовя муки,
Слезами залила уста.
И были облачные слезы
Духовности такой полны,
Что в сердце расцветали розы,
Как от лобзания весны.
И капли с каплями на теле
Моем сливались в ручейки,
И капли с каплями запели
Меж скал от сладостной тоски.
Всё больше их в одно сливалось,
Всё громче пели свой пеан, –
И всё от слезок возрождалось,
Весь жизненный внизу обман.
Нет ничего помимо духа,
Нет ничего помимо слез,
Для чуткого поэта слуха
Всё лабиринт словесных грез.

АКВИЛОН

В пустыне меж поверженных колонн
Уныло воет мощный аквилон.
Закутавшись в поблекшую шинель,
В руке застывшей я держу свирель,
Но не пою: душа моя пуста,
Как будто сняли и меня с креста.
Но умер я не за друзей своих,
Не от идей умолк в пустыне стих.
О нет, я миру был совсем чужой
И шел забытой по степи тропой.
И жутко мне с самим собой везде,
И вилами пишу я по воде.
Лишь этот нравится мне древний храм,
И с ящерицами я по утрам
Хожу сюда, но больше не молюсь:
Я собственных молитв своих страшусь.
Но за меня суровый аквилон
Поет среди поверженных колонн.
1949

ВЛЕЧЕНИЕ В БЕЗДНУ