Жизнь догорает тихо, как лампадаПред образом Мадонны чудотворной.Я из кромешного уж вышел ада,Покинув век мой суетный и вздорный.Дела людей давно мне безразличны,Как этот под окошком муравейникС его возней ненужной, истеричной:Полвека уж я на земле келейник.Я мог, конечно, на святом амвоне,Собрав толпу, читать ей поученья,Я мог вести при колокольном звонеЕе на миг к мечте, вверх по теченью.Мне дан был от природы мощный голосИ слово, чистое как изумруд,Но от сомненья побелел мой волос,И бесполезен мне казался труд.И гласом вопиющего в пустынеЯ стал на пятьдесят бесплодных лет,И ящерички на Господнем СынеПлясали солнечный свой минуэт.Лишь Ангел мой в пустыне путеводныйНа каждый отзывался звучный стих,И окружал нас океан свободныйИ хороводы тучек золотых.Теперь мы оба, как две звонокрылкиУсталые, касаемся волны,И синие нас поглотят могилки,Где мы заснуть для Вечности должны.Как я люблю тебя, мой Ангел нежный,На склоне этих безызживных дней!Как наш Отец в лазури белоснежныйСледит за жизнию своих детей!Из нас создастся скоро миф лазурныйТам в небе, над пустыней красных крыш:Мы возвращаемся в наш град стотурный,В наш солнечный, в небесный наш Париж!
Из «Песен из Хаоса» (1947 г.)
ПОСЛЕДНИЙ НАТЮРМОРТ
Последний жуткий натюрмортЯ буду несомненно сам,Когда зайдет в надежный портКорабль, вернувшись к небесам.В убогой келье плоский гроб.Дветри грошовые свечи.На теле весь мой гардероб.Нет венчика и нет парчи.В руках застывших черный крестИль четки ржавые мои.Одна, кому не надоестЧитать последние стихи.Она закроет мне глаза,Уставшие глядеть на мир,И жгучая ее слезаПокатится в седой аирМоих волос да на жнивьеДавно не бритой бороды.Всё отдала она свое,Страдания на ней следы.Трагедии последний актЕдваедва лишь дозвучал.Симфонии последний тактЗвучит меж голубых зеркалВ окно глядящих облаков.Из глаз ее течет жемчуг...Приди в трагический альков,Я жду тебя, мой милый друг!