«Столетья не сотрут...»: Русские классики и их читатели

Далее излагался план нового издания: желательны философские, исторические, статистические работы, литературный обзор, "смесь, письма, хроника и пр."; как эхо соответствующих строк "Тюрьмы и ссылки", звучало: ""Полярная звезда" должна быть, и это одно из самых горячих желаний наших, убежищем всех рукописей, тонущих в императорской ценсуре, всех изувеченных ею. Мы в третий раз обращаемся с просьбой ко всем грамотным в России доставлять нам списки Пушкина, Лермонтова и др., ходящие по рукам, известные всем… Рукописи погибнут наконец — их надобно закрепить печатью" (ПЗ I, 9).

Затем Герцен сообщал, что у него есть уже несколько статей, в том числе переписка Белинского с Гоголем, и как бы между прочим замечал: "Мы печатаем сверх того отрывки из "Былое и Думы"" (ПЗ I, 10).

Так впервые было обнародовано знаменитое заглавие: очевидно, между 1854–м и 1855–м Герцен навсегда присвоил его своим воспоминаниям.

Первая книга "Полярной звезды" перед нами: тут, к счастью, уж необязательно отправляться в редкие хранилища, как это было при знакомстве с "Тюрьмой и ссылкой". Уже более двадцати лет существует точное, факсимильное издание "Полярной звезды", которое можно отыскать в любой крупной библиотеке.

Славное издание с профилями пяти декабристов на титульном листе и сияющей над ними Полярной звездой; эпиграф из Пушкина —

Да здравствует разум!

Одно из лучших русских изданий с далеким заморским адресом: Лондон, Вольная русская книгопечатня 82, Judd Street, Brunswick Square, 1855, цена восемь шиллингов.

Среди 14 материалов, на 5–м месте, сразу после переписки Гоголя с Белинским и перед разбором книги Жюля Мишле "Возрождение" (автор этого разбора, как и большинства других материалов тома, — Герцен) — между ними расположились "Былое и Думы".

Герцен, кроме всего прочего, был прекрасным журналистом, отлично знавшим и чувствовавшим, что изобилие, пестрота даже очень интересных материалов — этого еще недостаточно для журнала, альманаха: необходим главный организующий текст, несущий одну из основных идей. Достаточно открыть любой том или выпуск герценовских вольных изданий, чтобы найти те "главные страницы" (чаще всего написанные самим Герценом, но, впрочем, не всегда), вокруг которых, как планеты близ солнца, группируются другие статьи, заметки, документы.

Центральный материал 1–го и, сразу скажем, всех следующих томов "Полярной звезды", безусловно, — "Былое и Думы". Дело не только в том, что они занимают самое заметное место в альманахе (из 247 страниц 1–й книги почти половину, 117 страниц, составляют новые главы, "вторая публикация" воспоминаний Искандера); важно и то, что Былое и Думы — это ведь, по сути, девиз, главная идея всех материалов, соединенных в "Полярной звезде": переписка Белинского с Гоголем, новое о Пушкине, декабристах, о недавнем прошлом — все это, в сущности, былое, обогащенное позднейшими думами разных авторов и составителей.

Через несколько лет Вольная типография будет выпускать самые разнообразные издания — одни, посвященные довольно отдаленному прошлому, XVIII веку (Записки Екатерины II, Дашковой, материалы Радищева, Щербатова и др.), другие, отражающие "злобу дня", сегодняшнее, сиюминутное (тут заглавная роль у газеты "Колокол"). "Полярная звезда" занимает как бы среднее место, синтезируя недавнее былое с современным взглядом.

Итак, вместе с читателями 1850–х годов, которые в лучшем случае сумели прочесть "Тюрьму и ссылку", открываем 1–й том "Полярной звезды" на 78–й странице и видим заглавие: "Былое и Думы (отрывки из третьего тома "Записок" Искандера)".

После второй части (или тома), предложенной читателям год назад, — теперь отрывки из третьей: продолжение "Тюрьмы и ссылки", но пока что без части первой!

Эта странность требовала комментария, и автор, естественно, объясняется с публикой (это объяснение— опять же важный злободневный эпизод, который позже уйдет из книги):

"Кто имеет право писать свои воспоминания?

— Всякий.

Потому, что никто их не обязан читать.

Для того, чтоб писать свои воспоминания, вовсе не надобно быть ни великим мужем, ни знаменитым злодеем, ни известным артистом, ни государственным человеком, — для этого достаточно быть просто человеком, иметь что-нибудь для рассказа и не только хотеть, но и сколько-нибудь уметь рассказать" (IX, 265).