«Столетья не сотрут...»

Лишенные других занятий и потому обыкновенно наиболее внимательные читатели отзывались по-разному, но на этот раз неизменно однобоко. Узник Свеаборгской крепости В. К. Кюхельбекер пометил в дневнике 19 октября: "В "Библиотеке" прочел Пушкина сказку "Пиковая дама" <…> …старуха Графиня и Лизавета Ивановна написаны мастерски, Германн хорош, но сбивается на модных героев". А Герцен написал из‑под ареста Наталье Захарьиной: "Я слышал, ты читала "Пиковую даму". Игра — это страсть, о которой ты не имеешь никакого понятия, но страсть сильная, часто волнует она меня, и стоит раз пуститься мне — я сделаюсь самым бешеным игроком, но я боюсь, как Герман".

Что касается печатных отзывов, то они делались мимоходом (в XIX веке повесть не удостоилась сколько‑нибудь обстоятельного публичного разбора, что с лихвою восполнил век XX); в них, как правило, звучало торопливое одобрение, но не мелькнуло и тени глубокомыслия. Критик "Северной пчелы" (В. М. Строев?), рецензируя вышедшие в августе 1834 года "Повести, изданные Александром Пушкиным" ("Пиковая дама" была здесь, как и прежде, в журнале, подписана латинской буквой "Р"), и громко восхищался, и кручинился: "Подробности этой повести превосходны: Германн замечателен по оригинальности характера; Лизавета Ивановна — живой портрет компаньонок наших старых знатных дам, рисованный с натуры мастером. Но в целом — важный недостаток, общий всем Повестям Белкина, — недостаток идеи". А. А. Краевский, автор "Обозрения русских газет и журналов за первую половину 1834 года" в "Журнале министерства народного просвещения", на отсутствие идей не сетовал, даже причислил "Пиковую даму" (вместе с сочинениями В. П. Андросова и Н. В. Станкевича) к повестям "в философическом роде", но определения этого никоим образом не подкрепил, ограничившись следующим замечанием, родным братом мнения "Северной пчелы": "…герой повести — создание истинно оригинальное, плод глубокой наблюдательности и познания сердца человеческого; он обставлен лицами, подсмотренными в самом обществе, как бы списанными с самой натуры мастерскою рукою художника; рассказ простой, отличающийся изящностью". Без объяснений похвалили "Пиковую даму" Степан Шевырев и Василий Плаксин[130], и точно так же Белинский, рецензировавший пушкинский сборник в "Молве", отказал ей в чести быть достойной имени Пушкина (таким достоинством, по мнению критика, обладала лишь повесть "Выстрел").

Отношение Белинского с годами теплело. 1841: "В "Капитанской дочке", "Пиковой даме", "Кирджали" и разных журнальных статьях Пушкин не имеет себе соперников в подобных родах сочинений"; 1844: "…и сам Пушкин начал обращаться к прозе, напечатав лучшие свои повести — "Пиковую даму" и "Капитанскую дочку"; 1845: повесть упомянута в ряду "тех поэтических созданий, которыми по справедливости всегда может гордиться русская литература и в которых отражается русское общество". Однако единственная развернутая оценка произведения мало отличалась от уровня приведенных выше мнений, высказанных собратьями Белинского по критическому цеху в 1834 году, за двенадцать лет до "Статьи одиннадцатой и последней" из знаменитого цикла статей о Пушкине: ""Пиковая дама" — собственно не повесть, а мастерской рассказ. В ней удивительно верно очерчена старая графиня, ее воспитанница, их отношения и сильный, но демонически–эгоистический характер Германа. Собственно, это не повесть, а анекдот: для повести содержание "Пиковой дамы" слишком исключительно и случайно. Но рассказ — повторяем — верх мастерства".

Мнение Белинского было передано по цепочке Чернышевскому ("..Никто не сомневается в том, что эта небольшая пьеса написана прекрасно, но также никто не припишет ей особенной важности", — говорится в первой статье "Очерков гоголевского периода русской литературы"), а затем Салтыкову–Щедрину, чтобы последний раз ярко вспыхнуть в одиннадцатом из "Писем к тетеньке" (1882): "Во–первых, Пушкин не одну "Пиковую даму" написал, а многое и другое, об чем современные Ноздревы (здесь Ноздрев — собирательный образ официозного журналиста. — А. И. — Т.) благоразумно умалчивают. Во–вторых, живи Пушкин теперь, он, наверное, не потратил бы себя на писание "Пиковой дамы". Ведь это только шутки шутят современные Ноздревы, приглашая литературу отдохнуть под сению памятника Пушкина. В действительности, они столь же охотно пригласили бы Пушкина в участок, как и всякого другого, стремящегося проникнуть в тайности современности. Ибо они отлично понимают, что сущность пушкинского гения выразилась совсем не в "Пиковых дамах", а в тех стремлениях к общечеловеческим идеалам, на которые тогдашняя управа благочиния, как и нынешняя, смотрела и смотрит одинаково неприязненно".