То есть города день за днем пополнялись за счет людей, ставших лишними в сельской местности. Иммигрантов город пожирал очень быстро, ведь жизнь пришельцев была непростой и мало кому удавалось укорениться. Горожане, которых непрерывно сменяли сельские мигранты, на самом деле тоже были выходцами из деревни. Будь то Париж, Реймс или Перигё, город XIV в. представляется нам бочкой Данаид.
А ведь этот демографический излишек в селах и сам был очень невелик. У зажиточного крестьянина рождалось самое большее шесть-восемь детей. Трое-четверо доживали до взрослого возраста. В брак вступят не все. Что уже говорить о бедняке…
Таким образом, прирост населения в обычное время был невысок: может быть, восемь промилле. Эпоха великих распашек нови осталась позади. Уже полвека как экспансия остановилась, демографический рост замедлился, цены на зерно замерли, изменения денежного стандарта подрывали обменную экономику. Черная чума была не первой эпидемией и не первым несчастьем. Не была она и последней эпидемией чумы.
Современники Карла V и Черного принца очень быстро поняли, что чума — их постоянная спутница. Почти столь же смертоносная, как и первая, Англию в 1360 г. сотрясла вторая эпидемия; погибла четверть населения. Третья, в 1369 г., и четвертая, в 1375 г., погубили каждого восьмого. Столь же часто это бедствие возвращалось и во Францию. Чума поражала то одну местность, то другую. В 1361 г. эпидемия была столь же общей, как и в 1348 г., но теперь она косила повзрослевших детей, выживших после Черной чумы, и истребляла малочисленное поколение внуков. Демографический подъем, едва начавшись, пресекся из-за этого второго удара судьбы. Снова пострадала область Парижа, похоже, даже сильней: в 1363 г. городок Аржантёй за несколько недель почти вымер. Потом чума уже не уходила. Ее отмечают в 1366, в 1368 и особенно в 1375 г., когда всю Францию, как во времена Черной чумы, охватила эпидемия, последовавшая за страшным хлебным кризисом. Как обычно, к чуме привел голод. Некоторые городки Прованса за полвека потеряли две трети населения.
XV век привыкнет к чуме, но с большим трудом. Почти не было года, когда бы ее где-нибудь не отмечали. В 1399–1400 гг. она потрясла Париж, в 1400–1401 гг. опустошила Перигор, в 1402 г. Лимузен, в 1405 г. графство Ниццское. В 1420, 1440, 1450 гг. она обрушивалась на Лангедок и Прованс. Прованс она поражала еще в 1456–1457 гг., в 1464 и 1467 гг. Почти не было города или деревни, которые за век не перенесли бы с десяток эпидемий.
Как некогда коклюш и дизентерия, чума вошла в быт. Капитулы Тулузы с течением времени приняли ее за данность: она разила уже тридцать лет, каждые три года. Эти числа казались символическими. Чума стала составной частью божественного замысла. В ней видели одного из всадников-губителей, предвещающих Апокалипсис.
Первый удар, 1348 г., всех ошеломил даже больше, чем голод 1315–1317 гг. Стали искать виновных и нашли: это маргиналы. Где нищие, где евреи. Они, бесспорно, и отравили источники, колодцы, водоемы. Это была гипотеза анонимного и бессмысленного заговора, к которой так часто прибегают веками для объяснения того, чего человек не хочет признавать. Правда, некоторые замечали, что катаклизм по масштабу выходит за рамки заговора, но громко этого не высказывали.
В каких-то городах казнили нищих, например в Нарбонне. Они не сознались? Неизвестные люди заплатили им, чтобы они бросили в воду порошок. «Смертоносный». За неимением лучшего общественное мнение довольствовалось таким объяснением.
Но чаще толпа набрасывалась на евреев. Тщетно отдельные христиане указывали, что чума поражает еврейские общины столь же жестоко, как и соседние приходы. Везде, где нашли убежище евреи, изгнанные из Французского королевства, начиналась охота. Эта волна безнаказанного насилия была выражением одновременно ненависти и страха. Евреи — зловещие ростовщики и труженики-ремесленники, богатые кредиторы и скромные старьевщики — несколько недель жили в атмосфере террора. Иногда переходившего в резню.
4 июля 1348 г. Климент VI провозгласил отлученным всякого, кто обидит еврея. Еврейское население, особенно многочисленное в Авиньоне и в Конта-Венессен, следовало спасти от худшей доли. Во Франш-Конте евреев арестовывали. В Провансе, Савойе, Дофине насилий становилось все больше. Тем евреям, которые нашли убежище в Конта-Венессен, повезло.
В эльзасских городах истребление стало системой. Эльзасцы даже не ждали прихода чумы. В Бенфельде, где собрались представители имперских городов, было официально принято решение уничтожить еврейские общины. Города один за другим посылали своих евреев на костер. Страсбургские патриции какое-то время пытались остановить геноцид, но простой люд сверг их. Едва придя к власти, ремесленники свели счеты: евреев, не сумевших бежать из города через соседние деревни, 14 февраля 1349 г. казнили. К тому времени в Эльзасе еще никто не болел чумой. Приближение бедствия стало просто предлогом.