Пора произвести анализ недуга, которым страдала монархия Карла V, со стороны выглядевшая столь сильной и столь гордившаяся своим авторитетом в Европе, — недуга, который гораздо в большей мере станет причиной ее упадка, чем угроза нового нападения англичан. Можно ли еще говорить о монархии, если в королевстве властвует группка магнатов, удельных князей, уже слишком могущественных, но амбициозных, ненасытных и стремящихся присвоить как можно больше из тех еще немалых богатств, на которые пока распространяется власть короля? Когда авторы учебников по истории говорят о властителях этих крупных апанажей, они, не давая себе труда задуматься о терминах, по-прежнему используют слово феодалы. С «феодальными мятежами» якобы также предстоит столкнуться сначала Карлу VII, а потом Людовику XI. Ничто так не искажает представления о ситуации, в которой в XV в. очутилось Французское королевство, как такие выражения. Разумеется, все эти принцы — вассалы короны по своим апанажам и французским доменам. Но «вассальные узы» — теперь не более чем пустые слова, не объясняющие истинной структуры общества, истинного лица политики. Борьба не идет, как в XII и XIII вв., между феодалами, жаждущими независимости, и монархом, чьи посягательства на их права они воспринимают с раздражением, чьих чиновников ненавидят, чью верховную власть не признают. Принцы вовсе не стремятся разрушить здание монархии, которое медленно возводилось в течение веков и в ущерб феодалам прошлого. Будучи сами монархами — или почти монархами — у себя в доменах, они хотят подчинить себе администрацию, держать под контролем государство, чтобы развить свой успех.
Воспользуется ли коалиция магнатов безумием короля, чтобы разделить бесхозное королевство? Или же один из них, более могущественный, чем прочие, навяжет свою волю сразу и суверену, и группе принцев? Вот весь вопрос. Но намечающиеся усобицы грозят разрушить то самое здание монархии, за обладание которым идет спор.
Создание крупных апанажей для младших сыновей короля, процесс, получивший новый импульс после воцарения династии Валуа, повлек за собой пагубное последствие — резкое уменьшение коронного домена, где власть монарха осуществлялась непосредственно и нераздельно. Этот домен пока включал одну компактную группу провинций на севере королевства — Иль-де-Франс, Шампань, Пикардию, Нормандию — и другую на юге, куда входит Лангедок; южные сенешальства пока пользовались квазиавтономией — ими управлял королевский наместник, чаще всего удельный князь, а средства, выделяемые Штатами Лангедока, расходовались на месте и были неподконтрольны столице. Несколько изолированных крепостей между ними, Маконне, Лион не позволяли соединить эти части. Все остальное королевство более или менее постоянно находилось в руках принцев. Сыновья Людовика Анжуйского правили Меном, Анжу, а также Провансом, провинцией у ворот Франции; брат короля владел Орлеанской областью, а также Ангумуа, Перигором, графствами Блуа и Дюнуа; герцог Беррийский создал себе между Луарой, Центральным массивом и Атлантикой компактное государство из трех соседних провинций — Пуату, Берри и Оверни; его домены соседствовали с доменами дома Бурбонов, которые, терпеливо проводя свою территориальную политику, добавили к Бурбонне сначала Марш, потом Форе, потом, позже (в 1400 г.), Божоле, а за пределами королевства — Домбы. Филипп Храбрый контролировал Бургундию — герцогство и графство, Фландрию, Артуа, графства Ретель и Невер; к ним он добавит Шароле. Не менее щедр по отношению к своим сыновьям, чахлым подросткам, которые, умирая юными, будут оставлять младшим братьям все более солидные апанажи, будет Карл VI: за первым дофином Карлом, умершим до получения Дофине, последуют Людовик, герцог Гиени — то есть части Аквитании, не занятой англичанами, — потом Иоанн, герцог Туренский, а позже Карл, граф Понтье, будущий Карл VII.