Столетняя война

После этого можно было либо идти на Париж, где царила паника, либо отправиться в Нормандию на помощь постоянно действовавшим там партизанам. Бедфорд опасался и того, и другого вариантов наступления. Сторонники дофина, став за годы непрерывных неудач осторожными и боязливыми, сочли, что сил для этого недостаточно. Но Жанна, при поддержке, вероятно, канцлера Реньо Шартрского, архиепископа Реймского, добилась принятия не менее смелого плана: совершить помазание короля в главном городе Шампани. Ценой неслыханных усилий в Жьене было собрано от двенадцати до тринадцати тысяч человек. Внешне рискованный, этот переход оказался просто легкой прогулкой. Почуяв, что ветер переменился, и не слишком желая сражаться, города, когда к ним обращался Карл, просили только повеления открыть свои ворота. Путем умелых переговоров удалось 1 июля добиться нейтралитета Оксера, 10 июля — капитуляции Труа, 14 июля — Шалона, 16 июля — Реймса. Через день прошло помазание — церемония, по необходимости лишенная пышности. Никого из светских пэров не было, а из духовных — только трое; корона, скипетр, держава находились в Сен-Дени. Но главное, что действо святого миропомазания состоялось. Тот, кого до сих пор Жанна упрямо именовала дофином, отныне был королем Франции, новым Мельхиседеком, освященным посредством «таинства», которое наделяло его даром творить чудеса. Ни один верующий более не мог сомневаться, кто его легитимный суверен: ведь теперь во Франции был король, коронованный в столь невероятных обстоятельствах, что они казались чудом, а против него, за морем, — семилетний ребенок, который называл себя королем Франции, но которого его подданные никогда не видели. Итак, помазание отменило отрешение, незаконно провозглашенное договором в Труа, возвратило Валуа легитимность, которая девять лет у них оспаривалась. Теперь лишь недобросовестный человек мог назвать арманьяков членами группировки: помазание подняло их в ранг верных подданных. А как бургундцы, которых в Бурже пренебрежительно называли «франко-англичанами» (Fransais-anglais), могли, не выглядя изменниками, продолжать подчиняться Бедфорду? Таков был чреватый последствиями результат помазания в Реймсе.

Толчок был дан, и теперь, казалось, ничто не остановит продвижение Карла. Войску, пришедшему на помазание, англичане могли противопоставить лишь ничтожные гарнизоны. Совет Бедфорда был в растерянности; регент выпрашивал в Англии подкрепления, которых бы как раз хватило для усиления оккупационной власти в Нормандии, чтобы спасти от крушения хотя бы ее. Особенно он боялся отпадения Парижа; рассчитывая польстить симпатиям населения к бургундцам, он 29 августа передал управление столицей Филиппу Доброму, который вовсе не рвался лично руководить обороной, потому что как раз вел с королем переговоры о перемирии на несколько месяцев, которое распространялось бы на все территории к северу от Сены. В этой ситуации действия Карла VII, пусть нерешительные и непоследовательные, выглядели как ряд блестящих побед. На следующий день после помазания он получил изъявление покорности от Лана, вступил в Суассон. Потом через Шато-Тьерри он направился на Бри, принимая повсюду новые капитуляции, но намереваясь вернуться в Берри. Небольшой английский отряд преградил ему путь. Он со всем войском повернул в Валуа, где ему сдался Санлис, и занял Компьень, доверив его охрану Гильому де Флави. Потом он пошел на Париж и на несколько дней остановился в Сен-Дени. В его армии не хватало осадных материалов. Но Жанна, всегда верившая в свою звезду, считала, что столицу, где пробургундски настроенные горожане не были готовы сдаться, можно взять приступом. Штурм был устроен 8 сентября с западной стороны, близ ворот Сент-Оноре; он не удался. Жанна, хоть и была ранена, призывала его повторить. Капитаны и король приняли другое решение. Они увели войско за Луару, на юг; кампания уже шла почти три месяца, для тех времен — долго, и армию распустили.