Столетняя война

 Когда опасность стала совсем близка, активность Эдуарда III, энергичного суверена, умевшего увлекать за собой людей, приобрела масштабы, позволившие вовсю развернуться его изобретательному уму и организаторскому таланту. Особенно примечательным это было в дипломатической сфере. Как и его дед Эдуард I в 1297 г., он задумал смелый план отвести от своей Аквитании опасность агрессии Валуа, напав на Францию со стороны Нидерландов. Но эту политику, в какой-то мере традиционную, он сумел приспособить к требованиям момента, изменив с учетом реальных условий некоторые ее детали. О Фландрии, из которой Эдуард I в свое время сделал краеугольный камень для своей коалиции, речи больше не было. Людовик Неверский, ставший графом Фландрским после смерти своего деда Роберта Бетюнского, знал, чего ему может стоить мятеж против сюзерена при обидчивости французского двора. Французский принц по рождению и воспитанию, он готов был стать столь же верным вассалом, сколь неверным был Ги де Дампьерр, чтобы избежать всякого французского вмешательства в дела его доменов; память о Касселе была еще слишком жива в сердцах фламандцев. В наказание за приверженность королю Франции Эдуард решил прекратить снабжение его суконной промышленности, рискуя подорвать сбалансированность собственного бюджета. Королевский ордонанс, обнародованный осенью 1336 г. и утвержденный парламентом в феврале 1337 г., отныне запрещал вывоз любой шерсти за пределы королевства. В принципе, драгоценное сырье теперь должно было поступать исключительно в английские мастерские, которые оставалось только создать. Многие историки хвалили Эдуарда за эту смелую инициативу, поверив, что он искренне желал организовать у себя в королевстве суконную промышленность и тем самым обеспечить экономическую независимость Англии. Это бредни и вздор. На самом деле эта мера была направлена лишь на то, чтобы нанести вред Фландрии. Право на ввоз 30 000 мешков шерсти тут же получили брабантские торговцы, которым выставили единственное условие — не реэкспортировать эту шерсть во Фландрию. Если мастерские Гента и Ипра должны были захиреть, то к выгоде мастерских Брюсселя и Мехелена. Английские купцы подготовили рынок в Дордрехте в ожидании, когда в Антверпене будет учрежден «этап» шерсти.

Сделав этот ловкий жест, Эдуард III признал тем самым растущее влияние, как экономическое, так и политическое, которое с начала века среди нидерландских княжеств приобрело большое герцогство Брабант, чьи судьбы умелой рукой направлял герцог Иоанн III. В ответ на предпринимаемые с 1332 г. попытки Филиппа VI ввести Брабант в зону своего влияния Плантагенет даровал герцогству торговые привилегии, ставившие молодую суконную промышленность Брабанта и растущее процветание порта Антверпен в зависимость от дружбы с Англией. У английского короля были в этих краях и другие друзья: Вильгельм д'Эно, он же граф Голландии и Зеландии, разумеется, вассал своего шурина, короля Франции, за Остреван, но в то же время отец Филиппы, английской королевы; восточнее — герцог Гелдернский, по традиции склонный к союзу с Англией. Нужно было оживить эти дружеские связи и создать новые. С конца 1336 г. Плантагенет направлял этим князьям пламенные послания, изображая себя жертвой и предрекая необоснованную агрессию короля Франции. «Я сделал ему, — писал он, — выгодные предложения, но самые разумные из них он до сих пор отвергал. Ему мало, что он незаконно удерживает мои наследственные владения (намек на аквитанские территории, оккупированные с 1324 г.), он тайно готовит против меня обширный заговор, чтобы погубить окончательно, и замышляет присвоить остаток моего аквитанского фьефа». Опираясь на эти доводы, а прежде всего рассчитывая на стерлинги, которые они возили огромными мешками, епископ Линкольнский Генри Бергерш, графы Солсбери и Хантингдон всю зиму разъезжали по Нидерландам и по берегам Рейна. В мае 1337 г. они развернули в Валансьене настоящую ярмарку альянсов, платя хорошие деньги наличными. Союзы стоили дорого — имперские князья оказались людьми алчными. «Хорошо известно, — писал по этому поводу один хронист, — что немцы жестокие завистники и ничего не делают без денег». Тем не менее была сплетена колоссальная сеть союзов: в антифранцузскую коалицию вошли герцоги Брабантский и Гелдернский, графы Эно, Берга, Юлиха, Лимбурга, Клеве и Марк.