Столетняя война

Означало ли это все контроль над королевской властью? Если присмотреться, это не более чем карикатура на конституционную реформу. Штаты не имели политической традиции: это разношерстные ассамблеи, собираемые при необходимости, которые не умели создавать органы постоянного контроля. Чистка утолила чувства ненависти, но не дала никаких гарантий на будущее. Стремление к административным реформам из-за отсутствия искренне преданных исполнителей не возымело никакого практического эффекта. Чего-то можно было бы ожидать от ввода депутатов в состав Совета; но там они оказались в меньшинстве; едва минует опасность, бывшие советники поднимут голову или займут их место. Никто не рискнул предложить обойтись без дофина — носителя монархической власти. А его упорное нежелание проводить реформы ставило непреодолимую преграду усилиям реформаторов. Движение, начатое в порыве энтузиазма, очень быстро иссякло, и у обеих сторон не было иного выхода, кроме как прибегнуть к силе.

Ведь, вопреки видимости, последнее слово осталось за королевской властью, представленной тщедушным дофином. На его стороне были чиновники, традиция, преемственность в управлении. Делегаты Штатов, кому поручено собирать субсидии и управлять этим процессом, натолкнулись на косность податных людей, крестьян, убогих ремесленников, которые не желали платить налог новоявленным сборщикам; надменный купеческий прево, вынужденный прибегать к худшим уловкам, в точности как королевские чиновники, сам объявил о новой девальвации, хотя программа реформ включала требование возврата к полноценной монете. В конечном счете Штаты не пользовались авторитетом. Слишком частые сессии утомляли депутатов, их беспокоили дорожные опасности и расходы. Вскоре в Штатах останутся почти одни парижские буржуа.

Предстояла еще проба сил, опасная для дофина, у которого не было ни войск, ни денег. Летом 1357 г. Карл попытался снова захватить власть: Великий ордонанс не претворялся в жизнь, дурные советники снова возвращались в милость. Этьен Марсель быстро поставил его на место. В ноябре благодаря обилию сообщников из тюрьмы бежал король Наваррский — к великой радости Штатов, которые уже снова заседали. В Париж возвратился ненадолго изгнанный Робер Ле Кок. Чтобы сохранять опеку над дофином, его надлежало держать в постоянном страхе. О чем речь: пародия на Штаты в феврале 1358 г. вынесла постановление, что отныне заседания будут проходить только в столице. Наваррца пригласили в Париж, и дофина вынудили с ним примириться. Карл унизился до того, что приказал провести покаянные церемонии в память жертв руанской драмы. Наконец, купеческий прево организовал мятеж, и восставшие прямо в покоях дофина, на глазах у него, вырезали его приближенных, убили маршалов Шампани и Нормандии и надели на наследника престола сине-красный шаперон — цветов парижских горожан.

Такое множество неуклюжих и жестоких выходок ускорили разрыв. 14 марта Карл принял титул регента, дающий ему больше власти, чем должность наместника королевства; 25 марта он бежал из Парижа в Санлис, противопоставил одни Штаты другим[56] обратился за советом к знати и добрым городам Вермандуа, а затем Шампани. Семью он укрыл в крепости Ле-Марше-де-Мо. Карл набрал войска и начал нападать на наваррские банды, грабившие сельскую местность. Ощутив опасность, Этьен Марсель пришел в сильное возбуждение. Он полагал, что призван осуществить великие замыслы, считал себя защитником городских свобод против некомпетентной и деспотичной власти монарха. Он пишет фламандским городам, напоминает им об Артевельде, назначая себя его духовным наследником. Но у него нет иного выхода, кроме как принять помощь самых одиозных союзников. С 28 мая ими становятся «жаки»[57].