Столетняя война

Настоящий мирный конгресс открылся в Брюгге в марте 1375 г. под председательством архиепископа Равеннского и при посредничестве Людовика Мальского, который был рад, что внушает почтение французам. Французскую делегацию возглавлял Филипп Храбрый, английских представителей — Ланкастер. 27 июня стороны без особого труда пришли к соглашении о всеобщем перемирии на год, которое в дальнейшем будет продлено до 1377 г. О мире как таковом спорить пришлось дольше. Если отбросить чисто теоретические требования противников, то все, как и прежде, упиралось в проблему Аквитании. В территориальном отношении договоренность была почти достигнута. Терпя с 1369 г. поражения, англичане понимали, что не могут претендовать на восстановление обширного княжества, территория которого по миру в Кале была слишком велика, а Карл V ради прочного мира соглашался отдать по крайней мере часть своих недавних завоеваний. Поэтому была выдвинута идея раздела: либо половина великой Аквитании образца 1360 г. отойдет королю Франции, а другая — королю Англии; либо Аквитания будет разделена на три части, и в этом случае Карл V сохранял половину своих завоеваний, другую отдавал в качестве фьефа какому-нибудь младшему отпрыску английской династии, а Эдуарду оставались территории, которые он еще контролировал. Можно было бы договориться и о Кале, который Валуа оставлял противнику после завоевания Понтье; эта уступка шла в счет недоплаченного выкупа за Иоанна, в дальнейшем французам осталось бы заплатить только часть. Но снова не хватило краеугольного камня для договора: общий язык не удалось найти в вопросе о суверенитете. Соглашаясь на значительные территориальные уступки, англичане твердо стояли на одном: сколь бы малой ни была доля, остававшаяся их повелителю, она возвращается под его полный суверенитет. Вернуться в вассальную зависимость от Валуа, которая была первой причиной войны, они ни за что не хотели. А Карл, усвоив уроки договора в Кале и гасконских апелляций, был намерен сохранить «суверенитет и ведение» над всеми территориями, которые оставят себе Плантагенеты.

Папские легаты тщетно искали компромисс между этими непримиримыми подходами. Их идею временного суверенитета — было предложено, чтобы он оставался за англичанами на время жизни нынешнего короля и его старшего сына, после чего Аквитания вновь стала бы фьефом французской короны, — все восприняли как насмешку: Эдуарду III исполнялось шестьдесят пять лет, что было редкостным по тем временам долголетием, а Черный принц был при смерти. Необходимо было, чтобы кто-нибудь из противников уступил. Все вот-вот могло рухнуть, и осенью 1376 г. посредники попытались оказать максимальный нажим на Карла V, напоминая ему о бедствиях, причиненных королевству войнами, о том, что его упрямство может привести к разрыву, умоляя хоть немного уступить в вопросе суверенитета. Валуа не поддался. Уступить для него значило бы обвинить себя, что развязывать эту войну он не имел права. Его интересы и его королевский долг не допускали расчленения королевства. Именно это повторяли ему легисты; именно это советнику Жану Ле Февру было поручено передать легатам; именно это один придворный клирик, возможно — бретонец Эврар де Тремогон, вскоре изящно, в духе времени изложит в форме аллегорического диалога под названием «Сновидение садовника».

Поскольку по вопросу о суверенитете достичь согласия оказалось невозможно, все надежды на мир рассеялись. Конечно, англичане и французы еще свидятся между Кале и Булонью, «в привычных местах», для разговоров о мире или длительном перемирии. Но убежденности в их словах не было: в 1377 г. война возобновилась, и рассуждения послов остановить ее уже не могли. Казалось, французы могли надеяться на счастливое и скорое обретение своих земель. Англия была в трауре и представляла собой корабль без кормчего. Она уже утратила Черного принца, символ былых побед, который, страдая от лихорадок, вернулся на родную землю, чтобы вскоре (8 июня 1376 г.) там умереть. Потом настала очередь старого суверена, который более пятидесяти лет руководил судьбами своего островного королевства — это было здесь самое долгое царствование со времен Генриха III и до Виктории[72] — и вверг его в завоевательные походы на континенте. Он умер 21 июня 1377 г., и корона перешла к мальчику лет десяти — Ричарду Бордоскому, единственному сыну принца Уэльского. Эта смена суверена могла лишь дополнительно остудить наступательный пыл Английского королевства, уже изрядно ослабший в течение нескольких лет.