Столетняя война

Французской коннице был нанесен страшный удар, равный катастрофе, случившейся с кавалерией маршала Жана де Клермона. Он не был обманут видом трепещущих сигнальных флажков, но когда его брат маршал помчался в сторону английского левого фланга, выбора у него не осталось, и он кинулся на правый фланг противника. Клермон был даже менее сдержан, чем д’Одреем, ибо по пути ему встретился густой кустарник с единственным проходом, через который могли проскочить одновременно четыре лошади. Преодолев град стрел, он пошел на пехоту, но не смог продвинуться, и уцелевшие французы побежали, пробираясь меж павшими лошадьми и телами солдат. Первая фаза боя завершилась в пользу англичан, но офицеры должны были увериться в том, что солдаты остались на месте, и подавили соблазн пуститься в погоню и захватить кого-нибудь в плен.

Настал черед спешиться французским тяжеловооруженным всадникам. Первая баталия под командованием восемнадцатилетнего дофина, личная храбрость которого превышала здравый смысл, помчалась по «плохой дороге». С дофином был отряд численностью примерно 5000 человек. Выступая в четыре или пять рядов, они сумели преодолеть около тысячи ярдов. Чтобы вступить в бой с английской пехотой, им требовалось вскарабкаться на холм и пробраться сквозь кустарник. Там их встретил неизбежный град стрел, сеявший смерть, так что, по словам одного хрониста, баталия была уничтожена огнем. Это, разумеется, преувеличение, однако противнику требовалось одолеть примерно восемьсот ярдов; какие же надо затратить усилия на подъем в амуниции (известно, что французы носили более тяжелые доспехи, чем англичане), а на последних трехстах ярдах выдержать шквал стрел – около 30 000 в минуту! Трудно представить, как чувствовали себя люди дофина, одолевшие все преграды, а ведь им еще предстояло вступить в рукопашную схватку. Нормальная длина копий, предназначенных для всадников, составляла четырнадцать футов, и французы укоротили их до более удобной длины – пяти футов, что позволяло сражаться с англичанами на более или менее равных условиях; увы, теперь это мало что значило. Бойцы сошлись вплотную, и значение имело только то, кто ударит сильнее. Рыцарю надо было сбить противника с ног, а на земле с ним справился бы и кинжал, если воткнуть его в щель брони или забрала. Можно было также уговорить упавшего противника сдаться в плен, пообещав освободить за выкуп. Рыцари дофина, как ни старались, не смогли пройти сквозь английскую оборонительную линию, а так как потерь становилось все больше, дофин, а скорее один из его советников, предложил отступить.

Отступление во время боя даже в наши дни является одним из наиболее трудных маневров. Когда его совершают неопытные или недисциплинированные войска, частенько все заканчивается беспорядочным бегством. Именно это и произошло. Самому дофину помогли бежать с поля его слуги – французский наследник был слишком ценной персоной, и нельзя было позволить ему попасть в плен, – а побежденная баталия дофина бросилась врассыпную, налетая на следовавшие за ней части. Командир второй баталии, брат Иоанна герцог Орлеанский, увидел, что дофина выводят с поля боя, и решил, что и ему следует уносить ноги. Это он и сделал, прихватив с собой двух племянников – герцогов Нормандского и Артуа. Солдаты второй баталии заметили, что командир их покинул, решили, что делать им здесь нечего, и тоже бросились бежать. Некоторые кричали, чтобы им подали лошадей: так улизнуть было сподручнее, некоторые убежали в лес, остальные наткнулись на третью баталию – Иоанна, которая единственная не тронулась с места.

Иоанн не побежал, и его люди тоже, к нему присоединились солдаты из первых двух баталий, те, кто не стал спасаться, а также лучники, пережившие первую атаку. Эта армия насчитывала теперь около 7000 человек, большей частью тяжеловооруженных воинов, то есть их было больше, чем мог одолеть Черный Принц. Более того, по сравнению с англо-гасконцами солдаты Иоанна были свежими. Те провели в бою более суток, и у них имелись раненые. Иоанн приказал своему резерву спешиться и начать наступление на уже поредевшее английское войско, выставившее впереди себя щит из лучников. Лучники бежали, увертываясь от стрел. «Хроника» Генриха Найтона поясняет, что побежали они в сторону от боевых действий, чтобы вытащить стрелы из трупов и раненых, дабы вновь ими воспользоваться, и только настоящие пессимисты среди них вооружались камнями и швыряли их в подступавшего противника.