Читаем Столетняя война полностью

Ответ: Спасибо за вопрос, он очень понятен, потому что о Жанне Д`Арк спорили и спорят и, наверно, и будут спорить и в дальнейшем. Слишком поразительная судьба. Слишком что-то необычное, выпадающее из нашей не просто повседневности, а из реальности. Я думаю, что главная причина этих споров и, в том числе, и враждебных толкований… да их несколько, этих причин. Первое. Многим, в том числе современным французским историкам, по крайней мере, историкам конца 20-го века, до сих пор не нравится, что человек из простолюдинов, простолюдин решает судьбу страны на таком повороте. Мы, может быть, недооцениваем некие такие представления, называют их и предрассудками. Для меня это неверно, это не предрассудки. Нормативы аристократического взгляда, аристократической позиции и высокой оценки роли аристократии и элиты общества, и вдруг -- простолюдинка, и такая роль. Мне кажется, что за многими трактовками есть это. Неприязнь к ней как к представителю тех, кого в Средние века называли "простецы". Если я, например, читаю у современного историка 20-го века, что она была предана королю как собака... Вот это вырвавшееся, не научное определение, оно понятно. Но, допустим, 18 век, Вольтер в своей знаменитой "Орлеанской девственнице" совершенно забросал грязью образ Жанны Д`Арк, причина проста. Будучи отчаянным противником большой роли католической церкви, бога, обожествления власти, будучи представителем французского Просвещения, он критически смотрел на абсолютную монархию, на монархизм вообще, на роль церкви. И она в его толковании монархистка, но это термин не для ее века. А у него она получается монархистка, фанатичка религиозная, он и забросал грязью ее образ. Объяснимо, понятно, век Просвещения использовал свои инструменты для критики Средневековья. Но если мы стремимся к какой-то научной подлинности, надо помнить, что для той эпохи, для Жанны Д`Арк слова "король" и "Франция" были идентичны. Король был символом Франции. Есть попытка занизить ее образ совсем. Она и сейчас вовсю живет в каких-то книжках таких околонаучных, что она вообще-то не была казнена, что король в последний момент ее спас, а казнили какую-то другую с мешком, там на голове, допустим, девушку, женщину, а он ее спас, она там потом благополучно жила в какой-то области Франции, кажется, в Артуа. Вышла замуж, приобрела фамилию Дермуас, дама Дермуас, об этом много пишут спекулятивных статьей, что у нее были дети и все было хорошо. Мне кажется, это попытка принизить явление, которое является чудом. Где-то у Паустовского я вычитала, в произведении "Золотая цепь, Или дорога в никуда": "Мы все мечтаем о чуде, но как часто бывает, что при виде чуда мы в ужасе от него отшатываемся и говорим: "не верю"". Ну, куда проще: вышла замуж, родила детей или чудо ее жизни. Год мучительного процесса, инквизиции, одинокая фигурка, личность одерживает в течение этого года величайшую моральную победу. Она ведь дрогнула, отреклась, а потом сказала, нет, это была слабость, я предала себя и свои голоса. И когда ее спросили, чего ты боишься в жизни, чего-нибудь боишься? Только предательства и считала, что она предала свои голоса и снова объявила: нет, отказываюсь от своего отречения. Зная, что это костер. Разве это не чудо? Это чудо, а многие не хотят верить в чудеса. А я хочу.


Вопрос: У меня вопрос такой, скорее культурологический, наверно, чем исторический. Меня всегда интересовали истоки французского снобизма, ну есть все-таки у нас такое общее представление о французах, что они почему-то мнят себя выше всех нас, и мне казалось, что именно отсюда происходит это противостояние англичан, французов, которое можно заметить. Т.е. мне кажется, что у них антипатия очень заметная, я англичан знаю и они французов на дух не выносят. Мне казалось, что это откуда-то вообще с очень древних времен идет. Потом я изучала 30-летнюю войну и в литературе очень много сказано, что национальные движения, вот какое-то самосознание, патриотическое формировалось вместе с религиозными вот этими становлениями. А мы сейчас говорим о том, что это может быть раньше. И вот сейчас хочется услышать еще раз, такое авторитетное мнение, что вот да, все-таки, наверно до Столетней войны определились истоки вот этих неприятия англичан, французов и какие-то патриотические чувства.


Перейти на страницу:

Все книги серии Проект «Academia»

Похожие книги

Очерки истории российской внешней разведки. Том 3
Очерки истории российской внешней разведки. Том 3

Третий том знакомит читателей с работой «легальных» и нелегальных резидентур, крупными операциями и судьбами выдающихся разведчиков в 1933–1941 годах. Деятельность СВР в этот период определяли два фактора: угроза новой мировой войны и попытка советского государства предотвратить ее на основе реализации принципа коллективной безопасности. В условиях ужесточения контрразведывательного режима, нагнетания антисоветской пропаганды и шпиономании в Европе и США, огромных кадровых потерь в годы репрессий разведка самоотверженно боролась за информационное обеспечение руководства страны, искала союзников в предстоящей борьбе с фашизмом, пыталась влиять на правительственные круги за рубежом в нужном направлении, помогала укреплять обороноспособность государства.

Евгений Максимович Примаков

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
Неизвестный Яковлев
Неизвестный Яковлев

«Конструктор должен быть железным», – писал А.С. Яковлев в газете «Правда» летом 1944 года. Не за это ли качество его возвысил Сталин, разглядевший в молодом авиагении родственную душу и назначивший его замнаркома авиационной промышленности в возрасте 33 лет? Однако за близость к власти всегда приходится платить высокую цену – вот и Яковлев нажил массу врагов, за глаза обвинявших его в «чрезвычайной требовательности, доходившей до грубости», «интриганстве» и беззастенчивом использовании «административного ресурса», и эти упреки можно услышать по сей день. Впрочем, даже недруги не отрицают его таланта и огромного вклада яковлевского ОКБ в отечественное самолетостроение.От первых авиэток и неудачного бомбардировщика Як-2/Як-4 до лучшего советского истребителя начала войны Як-1; от «заслуженного фронтовика» Як-9 до непревзойденного Як-3, удостоенного почетного прозвища «Победа»; от реактивного первенца Як-15 до барражирующего перехватчика Як-25 и многоцелевого Як-28; от учебно-тренировочных машин до пассажирских авиалайнеров Як-40 и Як-42; от вертолетов до первого сверхзвукового самолета вертикального взлета Як-141, ставшего вершиной деятельности яковлевского КБ, – эта книга восстанавливает творческую биографию великого авиаконструктора во всей ее полноте, без «белых пятен» и купюр, не замалчивая провалов и катастроф, не занижая побед и заслуг Александра Сергеевича Яковлева перед Отечеством, дважды удостоившим его звания Героя Социалистического Труда.

Николай Васильевич Якубович

Детективы / Биографии и Мемуары / Военная история / История / Военное дело, военная техника и вооружение / Cпецслужбы