— Горе отцу Люнаде! Горе!.. — воскликнула Лаградна. — Горе ему, если он намеревается завладеть сокровищами Беренгельдов!.. Сокровища эти неприкосновенны! Каждый, кто попытается их похитить, плохо кончит!..
Лаградна имела привычку вещать так, что всем становилось жутко: она верила в то, что говорила, и свою уверенность передавала другим. Вот и сейчас ей вполне хватило нескольких слов, чтобы испугать всех своих слушателей.
— Но, — продолжила она, помолчав и устремив пристальный взор на закопченный потолок, — роду Беренгельдов не суждено угаснуть, он будет жить, пока не наступит конец света!.. конец нашего света!.. — Для большей убедительности Лаградна стукнула по полу суковатой палкой, с которой никогда не расставалась. — Мне одной известно предсказании Беренгельда-Столетнего Старца. — И глухим, надтреснутым голосом она пропела:
Пропев блеющим голосом эти корявые строки, Лаградна пристально уставилась на своих слушателей.
— Сами подумайте, откуда возьмется гора в долине Валлинара? Да еще такая, которая бы вскоре обрушилась?.. То-то… — заключила она звонким голосом. Затем она встала и выпрямилась во весь рост, отчего дом внезапно показался всем очень маленьким. — А знаете ли вы, кого я видела сегодня утром? Того, кто сказал эти слова! Да, именно его!.. Видела второй раз в жизни!.. Первый раз это случилось в 1704 году… Так слушайте же! Семьдесят второго графа Беренгельда обвинили в убийстве юной Полани, чей скелет был обнаружен в подземелье квадратной башни; граф ожидал смертного приговора, его имущество должны были конфисковать. Стояла темная ночь. Я возвращалась домой через долину Валлинара, выл ветер, в лесу с громким треском ломались сучья. Мне было страшно, я шла, напевая сочиненную крестьянами песню о Беренгельде-Столетнем Старце… Дойдя до середины долины Валлинара, я заметила, как в темноте мне навстречу движется огромный черный силуэт; два ярких огонька освещали ему путь. Я шла к замку Беренгельд, тень двигалась в противоположном направлении, и мы непременно должны были встретиться… Сначала я подумала, что это Бютмель, выехавший верхом встречать меня…
При этих словах повитуха упала на стул и замерла; слезы потоком хлынули из ее глаз и покатились по изборожденному морщинами лицу. Собравшиеся вздрогнули: никто не ожидал столь бурного выражения горя у девяностолетней старухи. Все тут же вспомнили, что Лаградна никогда не была замужем, ибо всю жизнь любила одного лишь Бютмеля. Возлюбленный же Лаградны каким-то странным образом оказался замешанным в историю с Полани; его увезли в Лион, приговорили к смерти и казнили, обвинив в убийстве девушки. Каждый раз, когда с уст Лаградны срывалось имя Бютмеля, она впадала в беспамятство, и в это время ее ни в коем случае нельзя было тревожить, иначе, очнувшись, она впадала в буйство. На этот раз невидящий взор Лаградны недолго блуждал в неведомых далях. Она пришла в себя и продолжила:
— Мне показалось, что я вижу его улыбку!.. его шляпу, сдвинутую на ухо, зажатый в руке букет цветов, радостное лицо… Бедный Бютмель! Ты больше никогда не улыбнешься, — прошептала она, глядя в пол. — Кто тот гений зла, сумевший доказать твое участие в преступлении, которого ты не совершал… ты — и преступник? Ты, самая честная душа в мире!.. Полани была моей подругой!.. нашей подругой!.. ах, никто больше не увидит твоей улыбки! Зато ты теперь на небесах, вместе с ангелами! — душераздирающим голосом воскликнула она.
После этих слов она, умолкнув, воззрилась в потолок; морщины на ее челе разгладились. Казалось, несмотря на все преграды, она видит Бютмеля; пальцы ее нервно теребили стеклянные шарики бус, подаренные ей ее возлюбленным. И вновь все замерли, ожидая, когда она очнется от нахлынувших на нее воспоминаний. Постепенно движения ее пальцев замедлились, и, окинув собравшихся внимательным взором, она заговорила:
— Но человек, замеченный мной в долине Валлинара, был не Бютмель!.. Я шла и шла… иду!.. иду!.. и понимаю, что два огонька — это два глаза, а черная тень — огромный человек, нет, не человек, а громадный мертвец.