Столетний старец, или Два Беренгельда

— Ты разглядываешь меня, — произнес он, — и вид мой страшит тебя. Но хотя внешность моя действительно не внушает доверия, я обладаю неслыханными возможностями; в моей власти исполнить все, чего ты только ни пожелаешь. Дитя, мои дары можно принять не краснея, ибо я заменяю собой Судьбу и Случай.

По мере того как Марианина прислушивалась к словам незнакомца, ей показалось, что голос его, первоначально скрипучий и резкий, становится все более мелодичным. Змей, некогда явившийся искушать первую женщину, наверняка говорил так же, как это загадочное существо. Пламенеющие очи старца уставились на бледное и чистое девственное чело Марианины, а сам он крепко держал ее руку.

— Слушай меня, дитя, чья жизнь подобна мимолетнему солнечному блику, — продолжал он, — когда ты попытаешься узнать меня поближе, ты поймешь, что перед тобой находится человек, чье могущество равно силе бессмертного божества… и, чтобы доказать тебе свою власть, я готов поведать твою собственную историю.

Марианина вздрогнула; какая-то магическая сила влекла ее к гигантскому старцу, умело направлявшему пристальный взор своих горящих глаз и умеряя их свечение в зависимости от изменения умонастроения Марианины. Не отпуская руку девушки, он внимательно, с дотошностью опытного врача, исследовал каждую черточку ее лица, а затем принялся столь же подробно изучать ее фигуру; видимо, диагноз, поставленный им Марианине, вполне удовлетворил его, ибо строгое и недвижное лицо старца выразило приятное удивление и он довольно улыбнулся своей странной улыбкой.

Казалось, он наконец нашел то, что давно и безуспешно разыскивал. Придав голосу поистине отеческое звучание, он обратился к искушаемой им девушке:

— Бедное дитя, как мне жаль тебя!.. ты любишь, и чувство это является твоей первой и единственной страстью! Но ты несчастна!.. У тебя есть отец, есть семья, но голод и нищета неумолимо сжимают вокруг тебя свои стальные клещи. Ты горда и получила блестящее образование; от этого ты страдаешь и стремишься оборвать свою жизнь!.. Безумная!.. Ты не знаешь, что такое смерть; в отличие от меня, ты не видела сотен людей, испускающих последний вздох. И все они сожалели о жизни, потому что жизнь — это все!..

Произнося эти слова, старик, казалось, вырос еще на десять футов, голос его звучал так убедительно, что Марианина содрогнулась: она окончательно пришла в себя, и теперь справедливость доводов старика поразила ее.

— Ах, — продолжал он, — только расставаясь с жизнью, мы начинаем прислушиваться к суровому голосу разума, понимаем всю суетность наших горестей и печалей. Знай же, когда ты бы стала погружаться в волны Сены, захлебываться от холодной воды, тебя бы непременно посетила отчаянная надежда, что чья-то сильная рука подхватит тебя и вытащит на берег. Дитя… взгляни на меня, мои седые волосы побелели не за одну зиму, и голова моя отягощена многими знаниями.

Зачарованная, Марианина чувствовала, как ее мрачные мысли тают словно кусок льда под лучами солнца.

— Но что же мне делать? — обратилась она к старцу.

— Жить! — торжественно ответил он; его звучный молодой голос, манящий и загадочный, рвался вперед и увлекал за собой.

— Слушай меня, — произнес старик, — ты хотела умереть? Считай, что ты уже мертва!.. (Марианина вздрогнула.) Ты больше не существуешь, я стану владельцем твоего тела и клянусь тебе, что не сделаю ничего, что могло бы обесчестить тебя. Итак, отныне ты принадлежишь мне! Это значит, что по вечерам, тогда, когда я тебе скажу, ты будешь приходить сюда!.. Я одарю тебя всем, что может дать природа, власть и богатство. Ты станешь королевой, сможешь выйти замуж за своего возлюбленного, увенчать его короной, и за всю эту королевскую роскошь я не требую от тебя иного вознаграждения, кроме как возможности иногда видеть тебя и слышать, как ты просишь у меня позволения жить… Со мной тебе ничего не угрожает. Суди сама, грозит ли тебе опасность, бедное дитя!.. (Последнее слово было произнесено поистине дьявольским тоном.) Мы одни, сторож не покинет свой пост, и прежде чем твои крики долетят до человеческих ушей, я мог бы сделать с тобой все, что угодно; а если тебе кажется, что у меня не хватит сил, — смотри!

И тотчас же, пока Марианина не успела произнести ни слова, он, словно хрупкую статуэтку, схватил ее за талию, поставил хорошенькими ножками на ладонь левой руки, поднял ее на воздух и вытянул руку вперед: прекрасная головка девушки находилась в пятнадцати футах над землей. В течение десяти минут он легко, как игрушку, держал ее на вытянутой руке, а потом аккуратно опустил на прежнее место.

Марианине казалось, что сердце ее вот-вот разорвется от страха.

Исполин явил ей пример нечеловеческой силы, показал свои немыслимые для простого смертного возможности; Марианина была ошеломлена, она не находила слов, чтобы выразить свои чувства: ей чудилось, что она переносится в мир сверхъестественного.