Столетов

К числу сторонников электромагнитной теории принадлежали Столетов и немецкий физик Людвиг Больцман.

Проверить теорию Максвелла, доказать ее справедливость было заманчивой задачей.

Прямой путь не был еще найден. Электромагнитные волны, существование которых предсказывала теория, еще не были обнаружены на опыте.

Но можно было пойти косвенным путем. В уравнения Максвелла входит некая величина, представляющая собой коэффициент пропорциональности между двумя системами измерения электрических и магнитных величин — системами электромагнитной и электростатической. Этими двумя системами физики пользовались, да пользуются и сейчас, для измерения силы тока, напряжения, электрического заряда и других величин. Одна и та же величина измерения в разных системах выражается по-разному, подобно тому как одно и то же расстояние выражается различно, смотря по тому, измерим ли мы его метрами или, скажем, футами. Расстояния, выраженные в метрах, легко перевести в футы. Ведь нам известно соотношение между метром и футом. Подобное же соотношение — коэффициент пропорциональности — есть и между каждой электромагнитной и соответствующей электростатической единицей. Но здесь дело обстоит сложнее, чем в случае перехода от метров к футам, от килограммов к фунтам и т. п. Коэффициент пропорциональности между электрическими единицами не есть какое-то отвлеченное число. Этот коэффициент — число именованное, это некоторая скорость.

Электромагнитная теория говорила, что этот коэффициент пропорциональности должен иметь величину, равную скорости света в пустоте — 300 000 километров в секунду.

Если бы удалось точно определить его величину, то тем самым можно было бы получить сильное подтверждение в пользу гипотезы о единстве света и электричества.

Поставить опыт по определению коэффициента пропорциональности, опыт, имеющий глубоко принципиальное значение, и задумал Столетов.

Задача определения этого коэффициента уже привлекала многих физиков. Пробовали измерять его и Вебер и Кольрауш, но их методы были недостаточно точны, результаты их опытов еще не давали возможности неопровержимо утверждать правильность гипотезы о единстве света и электричества.

Столетов придумывает необыкновенно простой и изящный метод измерения. Он заказывает гейдельбергским механикам некоторые детали для будущей своей установки, план которой у него уже складывается.

Много, хорошо поработал Столетов в Гейдельберге!

И вот наступают дни отъезда. Последние дни в Гейдельберге Столетов безотлучно проводит со своими товарищами — Лаврентьевым и Бостеном. Наконец-то друзьям удается как следует побыть вместе: во время опытов встречи были редкими. Друзья бродят по окрестностям, посещают развалины старого замка, устраивают пирушки, обсуждают литературные новинки. В одном из своих писем к Столетову Бостен, возвращаясь к прошлым беседам, пишет о повести «Вешние воды» Тургенева. Пристрастие писателя к изображению «лишних людей» возмущает друзей Столетова. «Допускаю, что в повести этой нет ни малейшей клеветы, — пишет Бостен, — что существуют у нас и Полозовы и Санины в изобилии, но разве нет у нас и много других, гораздо лучших типов, — хотя бы и за границею. Как не надоест Тургеневу постоянно возиться с этими господами!.. Отчего не познакомился он за границею хоть бы с Вами, с Леонидом Ивановичем, со мною?..»

В ноябре Столетов вернулся в Москву.

20 ноября 1871 года, в первые же дни после возвращения, Александр Григорьевич выступает в Московском математическом обществе с докладом о своих исследованиях.

Отдавая должное своим предшественникам — Веберу и Квинтусу-Ицилиусу, он с удивлением замечает, что эти физики не сумели правильно истолковать своих опытов. Подробно проанализировав результаты, полученные Вебером и Квинтусом-Ицилиусом, Столетов заметил, что Вебер и Квинтус-Ицилиус, если бы они разделили полученное ими значение для намагничения своих образцов на соответствующие значения магнитного поля, могли бы заметить, что магнитная восприимчивость отнюдь не постоянна, как это утверждала теория Пуассона.

Правда, даже в этом случае опыты Вебера и Квинтуса-Ицилиуса не дали бы точных и правильных результатов для характеристики магнитных свойств железа. Ведь эти исследователи работали с образцами, имеющими концы, а следовательно, они определили магнитное свойство не самого вещества, а именно того или иного образца, сделанного из этих веществ.

Кроме того, ни Квинтус-Ицилиус, ни Вебер не смогли проследить, как меняются магнитные свойства железа в широком диапазоне — от слабых до сильных полей.