Столетов

«…революционеры исчерпали себя 1-ым марта, в рабочем классе не было ни широкого движения, ни твердой организации, либеральное общество оказалось и на этот раз настолько еще политически неразвитым, что оно ограничилось и после убийства Александра II одними ходатайствами Все эти осторожные ходатайства и хитроумные выдумки оказались, разумеется, без революционной силы — нолем, и партия самодержавия победила…

Второй раз, после освобождения крестьян, волна революционного прибоя была отбита…»[17]

На престол вступил грузный, похожий на городового, тупой и жестокий Александр III.

Все силы реакции, во главе с обер-прокурором Победоносцевым, группа «очень могущественной, сплоченной и неразборчивой в средствах, партии непреклонных сторонников самодержавия»[18], как их называл Ленин, обрушились на предшествующую политику уступок.

Правительство издает целый ряд контрреформ, отменяя и те немногие свободы, которые были введены при Александре II. Правительство властно и беспощадно подавляет все, что может иметь хотя бы намек на свободомыслие. Прогрессивные журналы подвергаются репрессиям. В 1884 году царские чиновники закрывают «Отечественные записки». Неистовствуют карандаши царских цензоров. В своем рвении цензоры доходят порой до курьезов. В журнале запрещается употреблять слово «кокарда», так как это может якобы задеть честь армии. Цензоры вычеркивают из статей слово «лысый», видя в нем намек на царя (Александр III был лысым). Юмористическим журналам разрешается только самое безобидное зубоскальство о пьяных дебошах купцов, о дачных мужьях, о сварливых тещах, о непослушных детях.

Тяжело обрушивается реакция на народное образование. Самодержавие видит в университетах рассадники революционного брожения. Победоносцев и Катков, вожди реакции, требуют покончить с университетской автономией. Победоносцев в письме к Александру III пишет, что власть, к сожалению, почти повсюду сосредоточена в руках «худших профессоров». Ясно, каких профессоров считал худшими ярый реакционер Победоносцев.

«Надобно сосредоточить власть в твердых руках и прекратить сходки, — писал Победоносцев. — К несчастью, гимназия рассчитана на то, чтобы приводить массы дальше и дальше, к университетам».

Страшную, крепостническую программу стал проводить в жизнь назначенный министром народного просвещения Делянов. Эта политика нашла яркое выражение в университетском уставе 1884 года.

«Министру народного просвещения, — говорилось в записке о проекте устава, — должно принадлежать право назначения профессоров на открывшиеся вакансии во всякое время собственной властью. Министр несет личную ответственность за свой выбор перед государем императором и Россией.

Выборное начало, внедрившееся в наших университетах, не оправдало, к сожалению, возлагавшихся на него надежд. В университетах, ставших ареной периодических беспорядков, водворилось полное безначалие. Было бы более чем неосторожно упустить представляющийся ныне благоприятный случай к искоренению этих печальных явлений, лишить министра народного просвещения одного из самых могущественных средств к устроению университетского быта».

Такие мотивы были положены в основу издания нового устава. Университеты были лишены права учреждать ученые общества без разрешения министра. Министр получил право вмешиваться во все детали внутренней жизни университета.

Устав 1884 года необыкновенно усиливал власть попечителя учебных округов. Попечитель был обязан наблюдать за ходом университетского преподавания и точным исполнением всеми студентами, служащими университета и должностными лицами предписанных законом правил или распоряжений правительства. Назначение профессоров должно было производиться по представлению попечителя. Попечителю давалось право немедленно же прекратить чтение лекций, если он усмотрит в них распространение между слушателями вредных воззрений. Ему было разрешено даже принимать чрезвычайные, необходимые для охраны порядка меры.

Для слежки за студентами и профессорами попечителю выделялся целый штат лиц — инспектора, педели.

Новый устав делал положение студентов совершенно бесправным. В изданных в 1885 году правилах подробно регламентировалось поведение студентов. Для того чтобы поступить в университет, требовались обязательно отзывы от полицейских властей. Никаких совместных действий, собраний и выступлений студентам не разрешалось.

Снова, как и в пятидесятые годы, в коридорах университета стали раздаваться тяжелые шаги жандармов и городовых. Мундиры полицейских стали мелькать даже в университетских аудиториях. Представители полиции приходили слушать лекции — не проповедует ли профессор что-нибудь крамольное.

Реакция. На лекциях сидит, деликатно прикрывая ладонью зевоту, жандарм, настораживаясь при словах «царь», «общественное устройство», «свобода»…