Читаем Столетов полностью

Хотя Столетов и часто пользуется термином «механика», но многие места в его последующих трудах ясно показывают, что в слово «механика» он вкладывал не обычный смысл. Для него движение не просто механические перемещения, — это слово он понимал в более широком и глубоком смысле. Электродинамику, науку, задавшую столько неразрешимых, казалось бы, вопросов естествоиспытателям, Столетов также относит к области механики.

Но электродинамика для Столетова не есть какая-то отрасль обычной механики, только хитроумно зашифрованная.

В своих высказываниях ученый никогда не пытался свести электродинамические уравнения к уравнениям обычной механики, в которых присутствуют массы, механические силы и т. д. Электрический заряд, напряжение, сопротивление, емкость, индукция для Столетова являются новыми понятиями, не сводимыми к механическим величинам. Речь может итти только о соответствии между электрическими величинами и механическими.

Поддерживая гипотезу об эфире, Столетов не трактовал ее как незыблемую догму. Он считал возможным, что эта гипотеза впоследствии сменится каким-либо другим, научно обоснованным воззрением, но, конечно, признающим материальность всех процессов и явлений, происходящих в мире.

Он чувствовал сам, что понятие о невесомом эфире перекликается с понятием об уже окончивших бесславно свою жизнь невесомых: об упругой жидкости, теплороде и т. д.

Приветствуя стремление науки изгнать из употребления понятие о невесомых, он говорил, что «из мало понятных нам невесомых, которыми еще недавно изобиловала физика, может быть, только одна космическая среда удержится в физике позднейшей».

Эти слова были сказаны им еще в 1866 году.

Много замечательных мыслей о соотношении обычной механики и электродинамики, этой, по определению Столетова, высшей механики, содержится в его трудах.

Определяя отношение механики к электродинамике, Столетов пророчески писал: «Физика, наука о законах неорганической природы, имела на каждой ступени своей очередную задачу, идя от простого к более трудному. После того, как явления механические в тесном смысле слова были как бы исчерпаны, наступает черед более таинственных явлений. После теории тяготения, которая дала образец, нашему веку удалось построить эскиз механической теории света и теплоты. Об этих процессах мы имеем отчетливые представления, в главных чертах, несомненно, правильные. Но затем мы видим перед собою обширный остаток необъясненного, который напрашивается на очередь… Мало-помалу открылся новый и удивительный мир явлений, долго бывший как бы под спудом. Мы назвали его остатком физики, вернее сказать, что это — вся физика будущего в ее окончательном объединении».

Столетов широко трактует электродинамику. Он считает, что влияние этой науки распространяется не только на физику, но и на химию, что эта наука поможет объяснить физическую сущность вещества, атома, молекулы и т. д. Он далек от мысли свести все явления к движению каких-либо частиц. Прежде физики говорили, что свет — это колебание частиц эфира. Но попытки создать механическую модель эфира неизменно рушились и представление о механических колебаниях эфира пришлось заменять представлением об особых, не связанных с веществом электромагнитных колебаниях. Это представление было, конечно, не столь наглядным, как представление механистов, но оно верно отражало действительность. Столетов отчетливо понимал необходимость такой замены. «Заменяя прежний, механически ясный образ («поперечное движение частиц эфира») не вполне доконченным абрисом («поперечное электрическое колебание в эфире»), мы делаем, — писал Столетов, — шаг назад в теории света в смысле простоты и законченности рисунка. Но зато, решаясь на эту временную уступку, мы теперь же, сразу, все учение о лучистой энергии вводим как часть в более общее учение об электромагнитном процессе, т. е. в общую механику эфира».

Отход Столетова от ограниченности механических представлений становился с каждым годом все отчетливее.

По своим философским взглядам Столетов был одним из прогрессивнейших представителей науки XIX века. Он пытался преодолеть механистическое мировоззрение, но все же полностью сделать этого не смог. Он не знал высшей формы материализма — диалектического материализма. Ученый только ощупью искал путь к этому знанию. Естественно, что в воззрениях Столетова была и некоторая непоследовательность и недостаточная стройность.

Оценивая философские труды Столетова, нельзя забывать и ту обстановку, в которой ученому приходилось пропагандировать свои взгляды. В то время слово «материализм» было крамольным. Как и многие его передовые современники, Столетов избегал пользоваться словом «материализм». Это слово редко встречается в сочинениях Столетова, чаще всего оно заменяется термином «механика», «механическое мировоззрение», «здравый смысл», «реализм». Но мы должны помнить, что эти слова у Столетова означали не что иное, как боевое слово «материализм».

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза