Читаем Столичная романтика: ищу парня попроще полностью

Электричка оказалась не страшнее метро. Наверное, вообще нет мест страшнее метро. Шумный вокзал, двадцать минут ожидания на перроне. Куда вставлять бумажные билетики нам подсказал вежливый мужчина в форме. Вагон был грязным и дребезжащим, но, к счастью, полупустым. По мере удаления от центра цивилизации меня одолевал страх, но я прятала его за заинтересованностью – за окном мелькали то зеленые рощи, то голые поля, то маленькие симпатичные домики, каким-то чудом державшиеся на склонах холмов.

– Зачем мы туда едем, Юр? – осмелилась я, хотя тревожащий меня вопрос звучал иначе: «Зачем мы отсюда уезжаем?».

– Ты же хотела оригинального свидания, – он тоже жадно поглощал взглядом заоконный пейзаж. – А я совмещу приятное с полезным – соберу информацию для статьи. Ничего нельзя осветить хорошо, если своими глазами не увидишь.

Я не спорила – поздно отказываться от своих слов, да и выпрыгивать из электрички на ходу жутковато.

Городок оказался очень похожим на Настину маму – такой же приветливый, бойкий, улыбчивый, но в застиранном фартуке. Обшарпанные здания в старинном стиле перемешивались с футуристическими строениями, примыкая друг к другу и даже не подавляя. Я с удивлением рассматривала известные знаки фастфуда – надо же, и здесь люди едят гамбургеры. В целом, непривычно, но ничуть не более дико, чем было мне поначалу на московских улицах без машины.

– Прогуляемся пешком или отыщем автобусную остановку? – Юра отвлек меня от немого созерцания.

– Прогуляемся, – выбрала я.

Вначале показалось, что здесь всё находится в двух шагах от любого местонахождения. Я ошиблась – городок был не так уж и мал. Юра сверялся с указателем в телефонной карте, а я удивлялась потокам машин и почти безлюдным проулкам. Здесь население с маленькую деревеньку, откуда дорожные пробки?

– Как я понимаю, дачи у твоей семьи никогда не было? – Юра снова вовлек меня в разговор, а я только после этого заметила его взгляд на мой профиль.

– Дачи? Нет, не было. Моя семья слишком далека… от сельскохозяйственных работ.

– Как и моя, – он улыбался чему-то. – Но здесь красиво. Всё какое-то…

– Камерное, – закончила я за него самым точным определением.

– Я хотел сказать – уютное, но так тоже подходит. Если бы мне пришлось жить в этом климате, то я бы выбрал подобный городок. Хотя нет, все равно бы не прижился. Морские жители вряд ли могут стать континентальными.

Опять он о своем. Климат ему теперь не нравится. Здесь же прекрасно – Юра, открой глаза, здесь чудо как хорошо, даже в часе от центра мира! Видимо, мне его не только в себя влюбить придется, но и в климат. Какой вредный клиент. Потом ему сообщу, что на море мы сможем ездить отдыхать хоть трижды в год. А пока пусть думает, что у него есть выбор.

Привел он меня в приют для животных – уже по запаху могла бы догадаться. Я даже не старалась удержать лицо – меня перекосило от отвращения, от вида клетей, разгороженных сеткой-рабицей, и полусгнивших стен.

То ли завхоз, то ли директор, выглядевший как завхоз, представился Виктором и явно предпочитал темы на букву «В». Я слушала вполуха, как он говорил о волонтерах, ветеринарах и вульгарных журналистах, которые только свои бессмысленные статейки умеют писать, а не почистить вольеры. Юра записывал на диктофон, но опустил телефон в карман рубашки, взял грабли и направился к пустому загаженному вольеру, после чего Виктор, последовавший за ним, начал активничать и на другие темы. Я себя не могла заставить присоединиться к работе – кое-как справлялась с головокружением от вони, визга, рыка, лая и мяуканья, будто бы все обитатели этого гадкого пристанища узнали во мне врага и спешили поделиться этой информацией со своими сокамерниками.

– А ты чего, принцесса? – заметил Виктор и меня. – Ты журналист или волонтер?

Я не была ни тем, ни другим, но не могла придумать слов отказа. Если сделаю еще шаг вперед, то меня стошнит. К счастью, спас меня Юра, крикнув:

– Марта, возьми мой телефон и фотографируй каждую зверюгу. Потом объявления сделаем – так разрекламируем, что Виктору скоро здесь скучно станет!

Я фотографировала – подходила к животным и делала несколько снимков с разных ракурсов. Голос Виктора в стороне звучал уже совсем весело: он явно предлагал Юре после работы выпить и еще подробнее обсудить проблемы финансирования, а Юра с тем же смехом отказывался. Я же старалась не зацикливаться на царящей грязи и выполняла свою задачу. Что он там собрался рекламировать? Вот этих котят еще, может, и заберет кто – они хорошенькие, пока маленькие. Но кому понадобятся взрослые псы с угрожающими мордами? Особенно этот последний – невообразимо уродливый черныш на коротких кривых лапах. Я сделала уже пять снимков собаки, но понимала – этого недостаточно. Будет ли он выглядеть презентабельнее, если выложить видео, как он виляет коротким лысым хвостом? Не будет, конечно.

– Наш старожил, – Виктор подошел ко мне бесшумно, потому я вздрогнула от неожиданности. – Мотькой зову, хотя он вообще на всё отзывается, лишь бы кормили. Видишь, радуется – думает, кормежка в моем лице подоспела. Условный рефлекс.

Перейти на страницу:

Все книги серии Молодежная романтика

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное