Столичный доктор. Книги 1-3

Стоило мне заехать в кабинет, как посетительница встала со стула, откинула вуалетку. Да это девушка! Брюнетка, пухлые губки, большие голубые глаза, ямочки на щеках. Девушка несмело улыбнулась, протянула мне руку:

– Мы не представлены. Я – Виктория Талль, дочь профессора Талля.

– Очень приятно познакомиться. – Хорошо, что целовать руку сейчас положено только замужним дамам, делать это сидя в инвалидном кресле было бы тем еще унижением.

– Чаю? – Я подъехал к письменному столу, достал справочник по болезням. Точно, сыпной тиф имеется, но про вшей никто не знает.

– Нет, спасибо. – Виктория с удивлением посмотрела, как я копаюсь в справочниках. А глазки-то у нее припухшие. Плакала? – Я заехала сказать… одним словом… Папа просил передать вам свою библиотеку.

Девушка присела обратно на стул, достала из сумочки какую-то коробочку, тут же спрятала ее назад. Пудреница?

– Профессор умер?

– Да, на прошлой неделе.

Виктория вытащила из рукава платок, начала мять его в руках.

– Я не знал… Мне никто не сообщил… Примите мои соболезнования!

– Спасибо. Мы с мамой не хотели громких проводов. Церемония была только для членов семьи. – Вика все-таки расплакалась, промокнула глаза платком.

Я подъехал ближе, стесняясь, погладил по плечу.

– От чего умер профессор?

– После того ужасного случая отец страдал приступами сильной мигрени. У него начались эпилептические припадки, последний месяц он почти не вставал с кровати. Наш семейный доктор сказал, что были повреждены какие-то важные функции мозга.

Я помялся, но потом все-таки спросил:

– Было ли вскрытие? Вы простите мою неделикатность, но иногда важно узнать причины смерти.

Виктория пожала плечами:

– Надо спросить у маман, я всего лишь хочу выполнить последнюю волю отца. Папа оставил вам всю свою библиотеку, научную переписку с европейскими медиками. Есть несколько незаконченных статей. С вашего позволения, я пришлю со слугами ящики с книгами и журналами.

Девушка оглядела мой небольшой кабинет, слегка покраснела.

– Если это может подождать или как-то частями… – застеснялся я своей тесноты.

– Простите, я не поинтересовалась вашим самочувствием… – А красиво Виктория перевела разговор!

– Планирую к Рождеству встать на ноги, – сделал я смелое заявление.

Раз уже чувствую ноги и могу сгибать колени, процесс, как говорил один пятнистый товарищ в моем времени, пошел.

– Очень за вас рада! Простите, что не смогла навестить ранее. Я училась в немецком пансионе, когда произошла эта ужасная перестрелка. Пока добралась, пока врачи лечили отца…

– Алес гуд, – по-немецки успокоил я девушку. – Жаль, что мне не удалось проститься с профессором.

Мы помолчали, я уже подумал кликнуть Кузьму и все-таки угостить девушку чаем. Она мне понравилась своей искренностью, добротой. И тут она задала мне вопрос, который поверг меня в ступор:

– А вы собираетесь завтра на суд по делу Гришечкина?

Я сначала не понял, кто это вообще такой, а потом вспомнил письмо студентов, фамилию стрелявшего… Стало быть, завтра начинают судить убийцу профессора?

Глава 4

Ехать в Екатерининскую больницу не пришлось. Как представил, что меня спускают на инвалидном кресле вниз, потом ехать в пролетке, а как приедешь, по корпусам искать инфекционку, да там прорываться к лечащему или дежурному врачу… И все это без пандусов, лифтов! Такой забег сродни олимпийскому рекорду. И нет, в конце дают не золотую медаль пятьсот восемьдесят пятой пробы, а какую-нибудь заразу в общей палате. К тому же там слыхом не слыхивали про мерцелевские боксы, и даже маски на лицо здесь не знают, зачем необходимо надевать.

Проблему решила Марья Сергеевна. В соседнем доме жил отставной генерал Васильев, он недавно провел к себе телефон. Чудо техники, на всю Первопрестольную сотня-другая номеров всего. Забег по лестницам все-таки случился, но оказался относительно недолгим, общаться с домовладельцем не пришлось, его не было на месте, посему ограничились только генеральским камердинером. Пожилой мужчина в лиловой ливрее провел нас к большому лакированному шкафчику с ручкой, покрутил ее, потом дал рожок и указал кивком на еще один рожок, куда надо было говорить. Техника на грани фантастики. Где тут отправлять эсэмэски?

Переговоры с телефонной станцией взяла на себя Марья Сергеевна. Громко крича в трубку, она выяснила номер больницы и попросила с ней соединить. И там это сделали! Мы разговаривали с самим главным врачом, Александром Петровичем Поповым. Вот же он удивился такому новомодному способу узнавать про пациентов! Но вник быстро (все-таки коллега слег с тифом) и попросил перезвонить через четверть часа, что мы и сделали.

– Очень плох! – Даже я слышал сквозь шорохи и скрипы громкий голос Попова. – Сознание пациента спутано, температура сорок один градус, тут только можно молиться. Пора вызывать священника, соборовать Павла Тимофеевича, другого ничего не сделаешь.

Ничего себе положение. Мы с Марьей Сергеевной уставились друг на друга.

– У господина Зингера есть дочь, но она вышла замуж за моряка. – Домохозяйка прикрыла рукой рожок телефона. – Надо ей дать телеграмму во Владивосток.