В универе мы проходили шкалу Апгар — насколько жизнеспособен младенец по сумме ряда показателей. Дыхание, давление, рефлексы, цвет кожи и прочее. Когда родился, то было баллов семь, наверное. Но я же протер чистой тряпицей рот от слизи, и сейчас уже прямо молодец, уверенные баллов девять! По уму надо сразу завести на него карту и вписать показатели — отдельного педиатра на Арбате нет. Так что это мой пациент и дальше. Но как измерить вес? Или давление? Какие там антибиотики? Стрептоцид? Простая манжета!! Дайте мне ее, и я переверну мир. Где Рива-Роччи на пару с Коротковым? Быстрее уже делайте сфигмоманометр, невозможно работать ведь!
— Как решили назвать ребеночка? — поинтересовался я, разглядывая орущего пацана — бяда, от сиськи отняли
— Макар — улыбнулась Матрена — По святкам так положено. Пьют там мои?
— Как не в себя — покивал я — Где мне можно прилечь на ночь? Умаялся, да и темно уже…
— Велю постелить
И тут на моих глазах, женщина, которая мучилась более полутора суток, в которую я вставлял руку чуть не по локоть и шуровал туда-сюда — подхватывает ребенка, встает с кровати. Матрена оказывается сильно пониже меня, широкая в кости, полненькая. Нет, есть все-таки дамы в русских селеньях, коня на скаку в горящую избу введут и выведут.
Утром проснулся рано, растолкал Кузьму, который спал на тулупе, брошенном рядом с моей кроватью. Доковылял в клозет, умылся. У купца все тут было современно, никакой дыры в полу, над которой надо парить в позе орла. Да и не смог бы я ее пока освоить. Спина к удивлению практически не болела, и ноги я переставлял вполне бодро. Для себя решил, что продолжу закачивать мышцы вокруг позвоночника и заниматься физкультурой. Как говорится, в здоровом теле — здоровый дух.
Зашел в гостиную. Тут, громко храпя, на полу вповалку спало несколько купцов. Я так понимаю, не из «первой сотни». Духан стоял, конечно… топор можно вешать. Взял со стола несколько пирогов с визигой и малиной, поймал заспанную бабу-подавальщицу.
— Где моя рубаха?
Одежда сохла всю ночь на печке в баньке — очень приятно было надеть на себе теплое.
Провожать нас вышли обе женщины — жена купца и мать. Внезапно Матрена поклонилась в пояс, схватила руку. Поцеловала:
— Спасибо, Евгений Александрович, буду Бога за тебя молить.
Мама Калашникова, чье имя я так и не удосужился узнать, широко перекрестила меня.
Тут то я и понял, какой высокий статус имеет врач в Москве 19-го века — на уровне полицмейстера и священника.
В санях, укрывшись кожаным фартуком — шел легкий снежок — я раскрыл газету Ведомости. Взял ее в прихожей купца на специальном столике — похоже почтальон доставлял свежую прессу прямо до двери дома. Надо освоить эту опцию, удобно. Пробежал статью про траур царской семьи, будущую коронацию, дошел до судебного раздела. И тут меня и зацепило.
— Эй, извозчик! — крикнул я, будя рядом посапывающего Кузьму. — Езжай на Хапиловку, в суд.
Здание суда не поражало воображение. Небольшое, приземистое, никакой статуи Фемиды с завязанными глазами и весами. Зато у суда была «пробка» из карет и саней. Возчики ругались, махали кнутами, вся улица была засыпана «конскими яблоками».
Я ткнул Кузьму локтем, тот ворча начал вытаскивать инвалидное кресло. Которое тут же погрузилось по ступицы в нечищеный снег. Ладно, мы не графья, пока только учимся. Я расплатился с извозчиком, кряхтя не меньше слуги, добрел по протоптанной тропинке до входа. Спина болела все больше, похоже меня растрясло по дороге. У входа я уселся в кресло и дальше Кузьма вез меня как белого человека — клерки, адвокаты, прокуроры — все расступались и провожали удивленными взглядами.
На большой доске в приемной суда были мелом написаны фамилии и номера залов. Я нашел Гришечкина, велел Кузьме везти меня к номеру 3-му. Пригладил волосы, остро пожалел, что не побрился утром у купца — небось, можно было бы слуг напрячь вскипятить воду. Или по дороге к цирюльнику заехать — делов то на десять минут всего.
В зал мы въехали на середине речи толстого адвоката, который стоял возле загончика обвиняемого, воздев руки. Громко хлопнула дверь, все обернулись на меня. Зал битком, народ заполнил все скамьи.
— Что вы себе позволяете? — пожилой судья в очках, мантии стукнул молотком по столу. — Где стража?
— Не надо стражи, — за соседним столом подскочил молодой чиновник в синем мундире с такими же небольшими усиками, как у меня, весь прилизанный, волоски один к другому. — Это приват-доцент Баталов. Его показания зачитывались на прошлом заседании. Он был тяжело болен, но видимо, нашел в себе силы…
Прокурор? А, может, следователь какой? Я поискал взглядом, куда приткнуться, но везде было плотно.
— Займите место в зале, — грозно произнес судья. — И постарайтесь больше не опаздывать на заседания! Раз уж вы, сударь, пострадавший и проходите по делу — на первый раз прощаю.
Кузьма, недолго думая, вывез меня по проходу в первый, ряд, а сам ушел в конец зала. Я оглянулся. Бог ты мой… Рядом со мной сидел голубоглазый ангел. Виктория Талль. В черном закрытом платье, руки в меховой муфте.