Столичный доктор. Том II

— Даже не сравнить с Невским прошпектом. А храмы тут какие! Исаакиевский собор, да ентот… — Кузьма почесал в затылке. — Церква, что построена в месте убиения дедушки царя.

— Храм Спаса на Крови.

— Точно, она! Это же удивительное дело!

Да… Питер давал первопрестольной сто очков форы. Спорить было тяжело. Что такое Москва? Это патриархальный, купеческий город. Пение петухов по ночам. Запахи домашнего хлеба. Хлева. Звон колоколов. Звук дождя по покрытой листами железа крыше. Питер же — гигантские колонны Исаакия, запахи французской выпечки, «ярмарка тщеславия» Невского… Поэтому я быстро свернул дискуссии и поехал в клинику — готовить экс-министра к операции. И надо сказать Манассеин попил мне крови. А ведь так хорошо всё начиналось! Когда рассказали ему о плане операции, даже не поморщился от обрисованной перспективы несколько месяцев провести с неудобным калоприемником на животе. Мол, ничего, за продление жизни это цена не очень высокая. Но потом Николай Васильевич проговорился пациенту, что в клинике Русского медика работает женщина. Почти врачом. И что она ничуть не уступает мужчинам — это он пересказал наш с ним разговор. Тут-то у чиновника и подгорело. Кривясь от боли, начал выговаривать мне за нарушение врачебных уставов. Ну и гнать прочий дремучий патриархат. Не выдержал, ответил резко:

— Если не замолчите и не дадите делать мне мою работу…

— Что же⁈ Сбежите?

— Хуже. Вызову Викторию Августовну срочной телеграммой и предложу ей ассистировать на вашей операции.

Надо было видеть лицо экс-министра. И Склифосовского, который пришел под конец наших разборок.

— Николай Авксентьевич очень значительный человек! — выговаривал мне Николай Васильевич в собственном кабинете за рюмкой чая. — Имеет по-прежнему большое влияние на царскую семью. Зачем вы его нервируете? Да еще перед операцией?

— Я его нервирую? А точно не он меня? Николай Авксентьевич был просто душкой на первом осмотре!

— Надо понимать психику больных. Человек надежду получил. Если все пройдет удачно, он же несколько лет жизни себе почти выиграл.

— И проведет их по-прежнему — гавкая на нижестоящих.

— Вы очень резки, Евгений Александрович. Это молодость, — вздохнул пятидесятидевятилетний хирург. — Поедем домой, я устраиваю небольшой званый ужин. Пригласил несколько главных врачей столичных больниц. Покажете им свою манжету в курительной, расскажете о методах реанимации. Поверьте, это будет стоить десятка конгрессов.

А вот это дело! В России большая часть вопросов решается кулуарно. И похоже меня запускают в главную медицинскую «подсобку» страны.

* * *

Званый ужин прошел на ура. Я продегустировал запеченную утку, устрицы, потренировался с вилками, ложками, и салфетками. Познакомился с главврачами самых крупных питерских больниц. В том числе и военными. Медицинское сообщество небольшое — все друг друга знают, либо учились вместе, либо в ординатуре парились, людей резали. Так что в этот круг я вошел легко и быстро, а поспобствовало этому шоу с измерением давления. Из дюжины медиков, что оказались на ужине, никто не отказался, все послушно закатывали рукава рубашек, потом еще друг другу измеряли, записывая показатели. Как знал — захватил в столицу таблицы и несколько манжет, которые тут же раздал. Гости даже успели поспорить, кому достанутся тонометры — но Склифосовский предложил кинуть жребий, что всех устроило.

Заодно вручил с десяток визиток директора фабрики Келера, где с мая начали производить тонометры, что я демонстрировал после ужина — резиновый полый мешок, помещенный в манжету из нерастяжимого материала, который обхватывал плечо и накачивался резиновой грушей. Похоже, теперь заказы посыпятся, как из ведра, только одной клинике Николая Васильевича нужно тридцать штук. А есть еще Европа. Как говорится, «Запад нам поможет». Цены установили божеские — десять рублей за гаджет. И наценка там была больше ста процентов. Дикий капитализм в действии.

Кстати, самое высокое давление было… у нашего хозяина. Сто шестьдесят на девяносто. Считай, у Склифосовского была артериальная гипертензия, причем уже довольно давно, иначе он бы не чувствовал себя весьма комфортно с таким давлением. А это верный путь к инсультам, инфарктам. Которые и в будущем-то не очень хорошо лечатся, а здесь даже и посоветовать нечего. Разве что отказ от курения и снижение веса. Ну и раувольфия с прочими народными средствами. Но это надо сначала как следует обосновать — современная медицина практически ничего не знает про холестериновые бляшки в сосудах и их влияние на тромбы.

Мы уже почти закончили общаться и народ собрался расходиться, как раздался телефонный звонок. К аппарату попросили главного врача Александровской больницы — такого же упитанного, как Склифосовский, живчика Василия Павловича Доброклонского. Из курительной комнаты был виден его разговор. Лицо главврача побледнело, он оглянулся на нас.

— Да, сейчас же буду.

Повесил рожок, достал платок с монограммой, вытер руки. Явно раздумывал, говорить нам или нет. Но стихшие разговоры и пристальные взгляды быстро подвигли, чтобы все рассказать: