Столичный доктор. Том VI

Агнесс взвалила на себя нелегкий труд превращения нашего особняка в образцово-показательное семейное гнездышко. Для чего издевалась над прислугой, требуя от них неукоснительного соблюдения своих обязанностей. Думаю, легенды о благословенных временах, когда я платил более чем щедро в обмен на простые обещания работать хорошо, уже циркулируют среди угнетаемых сотрудников. Наверное, только то самое жалование и держит их на месте. Стараются, пыхтят, вытирают микроскопические следы пыли по углам и полируют паркет до состояния катка. И если поначалу я боялся, что дом превратится в подобие музея, то сейчас уже почти начал воспринимать это как должное. Оказалось, что в вышколенной прислуге очень много положительного.

— Здравствуй, любимая, — поцеловал я жену, вышедшую меня встречать. — Как ты тут? Не убила кого-нибудь из горничных? Не придется вывозить тело?

— Может, завтра, — засмеялась Агнесс, и я получил ответный поцелуй. — А ты? Как там казнокрады?

— Воруют потихоньку. Кстати, ты видела Николая? Где этот лодырь?

— Так он простыл, лежит у себя в комнате. Пьет теплое молоко с медом, дышит над чугунком с вареной картошкой.

— Похоже, злой волшебник украл у всех обитателей этого дома знания о наличии лекарств. Ладно, пусть накрывают к обеду, я переоденусь пока. Потом зайду, посмотрю, до чего доводит народная медицина.

Собрал после приема пищи саквояж, пошел к помощнику. В его комнату я заходил редко. В последнее время вообще перестал. Если сильно захочется подискутировать на бесполезные темы, то и без него собеседников найду.

— Ну-с, Николай Александрович, долго работу прогуливать собираетесь?

Семашко выглядел печально. Красные глаза, бледное лицо.

— Еще пару дней, что-то сильно прихватило, Евгений Александрович, — помощник закашлялся противным сухим кашлем, когда процесс облегчения не приносит, одни мучения. — Здравствуйте, кстати.

— И вам не хворать. Давайте, садитесь, послушаю вас.

Пока Семашко раздевался, я подошел к столу, посмотрел, что там в стопке книг. Пирогов, «Вопросы жизни», клинические лекции Боткина, Вирхов, «Медицина и теория эпидемий». Виллерме, Вальрас, первый том «Das Kapital», куда ж без него. Экономика и медицина. Не прекращает работать над своей революцией. Похвально. Так, а что это за журнальчик? «Новое слово». Солидное издание, на четыре сотни страниц с лишком. Редакция, подписка. Содержание за прошлый год. Ну, тут всё ясно, марксизм не прет наружу, но чувствуется. К стене пришпилена вырезка из газеты про «невиданной красоты и мощи фейерверк, явившийся апофеозом великолепной свадьбы князя Баталова». Помню, могём. Зря, что ли, китайских специалистов приглашал? Четыре вызова пожарной бригады от соседей — это вошло в легенды питерских огнеборцев.

— Как умудрились подхватить болезнь?

Семашко замялся, потом все-таки раскололся:

— Обливался холодной водой. А ведь до этого нырял в прорубь на Крещение — никаких последствий.

— Вы же неверующий?! — удивился я.

— В целях укрепления организма. Закаливаюсь.

— Оздоровились по самое не могу.

— Как вы изволили выразиться? По самое не могу?

Я выругался про себя. Так и прут из меня анахронизмы.

Послушал, чем дышит помощник. Одышка в покое, двадцать шесть. Не катастрофа, но мне для такого надо на колокольню Исаакия бегом взобраться. Экскурсия правой половины грудной клетки уменьшена, голосовое дрожание там же усилено. Перкуторно — притупление звука. Ну и дыхание жесткое, ослаблено, влажные мелкопузырчатые хрипы, плюс сухие. Температура — тридцать восемь ровно.

— Бронхопневмония, Николай. Знакомо ли вам это слово? Встречается в сочинениях Фридриха Энгельса?

В ответ я услышал новую порцию надсадного кашля.

— Вам бы только высмеять чьи-то убеждения. Я уже начал пить стрептоцид.

— Похвально. Надо было с самого начала, вместо чугунка с картошкой. Может, помогло бы.

— А если это обычный бронхит? Обойдется?

— В переводе на общечеловеческий — скорее всего, туповатый начальник ошибся, а у нас типичная ерунда?

— Это как??

— Все болезни, товарищ Семашко, делятся на ерунду и крах. Первое лечить незачем, само пройдет, а второе — бесполезно, потому что уже поздно. Собирайтесь, поедем фотографироваться под икс-лучами.

***

Спасибо профессору Рентгену за эпохальное открытие — с его помощью доказать свою правоту в клинических разборках иногда становится намного проще. Правосторонняя бронхопневмония во всей красе. Подарю потом Семашко. Фотография четырнадцать на семнадцать дюймов, с наивной надписью «На память». А пока лечить надо. Не нравится он мне, какая-то чуйка свербит, что кончиться это может не совсем хорошо. А Николай нужен не только мне. Надежды через несколько лет, когда наберет нужный вес, обрастет связями и переболеет болезнью левизны, пропихнуть помощника на свое место, а потом и выше, никуда не пропали. Пусть работает, ему это нравится. А помрет молодым и красивым, оставив после себя непонятные прожекты, так никто и не узнает, какой потенциал был у этого юноши. А тараканы в голове — так у кого их не бывало по молодости?