Столица

Чтобы играть в бридж так, как играли в обществе, нужно было иметь очень большие деньги; за один вечер можно было свободно проиграть или выиграть несколько тысяч долларов, но далеко не всем это было по средствам. А отказаться было нельзя — вас тогда вообще вычеркивали из списка приглашаемых; раз начав игру, вы уже не могли встать из-за стола, пока игра не кончится,— этого требовал этикет. Ходили рассказы о молоденьких девушках, которые закладывали семейное серебро или продавали свою честь, чтобы заплатить карточные долги; один юнец — его все знали в светском обществе — украл и заложил драгоценности хозяйки дома, а потом принес ей квитанции и в оправдание сказал, что ее гости ограбили его. Иные дамы, принятые в высшем кругу, жили, как самые отъявленные авантюристки, на доходы с нечистой игры; хозяйки лучших домов приглашали к себе богатых людей специально с целью их обобрать. Монтэгю никак не мог забыть своего изумления, чуть не испуга, когда сначала миссис Уинни, а потом его собственный брат предостерегали его, советуя не играть с дамой, с которой он встречался в одном из самых аристократических домов, ибо она — заведомый шулер!

— Милый друг,— засмеялся Оливер, видя его недоверие,— у нас даже есть выражение: «плутует, как женщина».— И он рассказал Монтэгю о своем первом карточном опыте в обществе: он играл в покер с несколькими прелестными, только что начавшими выезжать барышнями; так они, не открывая своих карт, преспокойно объявляли, что его карта бита и забирали кассу, а он был слишком галантен, чтобы их проверять. Потом он узнал, что это самый обычный прием, и теперь никогда не играет с женщинами. И Оливер указал глазами на одну из этих девиц — она сидела, хорошенькая, как картинка, и неприступная, как мраморное изваяние, положив на край стола недокуренную сигарету, а перед ней стоял стакан виски с содовой и вазочка с дробленым льдом. Другой раз, когда Монтэгю читал газету, брат нагнулся к нему через плечо и обратил его внимание еще на один симптом этого повального помешательства — характерное объявление под заголовком: «Счастье может вам изменить». В этом объявлении сообщалось, что в салоне Розенштейна, недалеко от Пятой авеню, всегда можно получить ссуду под залог дорогого платья и мехов.

В течение десяти дней, проведенных в гостях у Дэвонов, миссис Уинни всячески заботилась о том, чтобы Монтэгю не соскучился. За столом она всегда садилась рядом с ним, словно между ними был уговор, по которому он, само собой разумеется, неизменно должен состоять при ней. Пока еще никто не сказал ему об этом ни слова, но он знал, как пристально здесь следят за чужими поступками и как безудержно их обсуждают, и начинал испытывать все большую и большую неловкость.

Наконец наступил момент, когда он почувствовал, что еще немного — и миссис Уинни окончательно его одолеет; и вот сразу после завтрака он потихоньку скрылся и один отправился в дальнюю прогулку. Во время этой прогулки с ним случилось удивительное происшествие.

Тонкий слой выпавшего за ночь снега ярко блестел на солнце. Воздух был свеж и прозрачен; вдыхая его полной грудью, Монтэгю целый час бродил по холмам. Дул резкий ветер, на вершинах он чуть не сбивал с ног, и река, видная отсюда, вся была покрыта белой пеной. Но внизу, в долинах, по-прежнему царила тишина.

Монтэгю шел густым лесом, когда его внимание внезапно привлек странный звук — какой-то тяжелый удар, от которого, казалось, дрогнула земля. Это было похоже на далекий взрыв, и Монтэгю, немного постояв, пошел дальше, внимательно глядя вперед. Скоро он выбрался из леса и заметил лежащее поперек дороги, которая в этом месте делала крутой поворот, большое поваленное дерево.

Решив, что он слышал звук его падения, Монтэгю не спеша пошел дальше. Однако, сделав еще несколько шагов, он увидел, что ошибается. За деревом лежал еще какой-то предмет, и Монтэгю пустился туда бегом: это была пара торчащих в воздухе автомобильных колес.

Он вспрыгнул на ствол дерева и с первого взгляда понял, что здесь произошло. Громадная, мощная машина вынырнула из-за поворота и, резко свернув в сторону, чтобы избежать неожиданное препятствие, перекувырнулась и опрокинулась в канаву.

Монтэгю задрожал от ужаса: под корпусом машины лежал пригвожденный к земле ее тяжестью человек. Монтэгю рванулся было к нему, но вид крови, хлынувшей у того изо рта и пропитавшей вокруг весь снег, заставил его остановиться. Грудь неизвестного была совершенно расплющена, и глаза, наполовину вылезшие из орбит, страшны.

Несколько мгновений Монтэгю стоял словно окаменев, не в силах отвести глаз. Но тут с другой стороны машины послышался стон, и Монтэгю бросился на этот звук. В канаве, делая слабые попытки шевельнуться, лежал еще кто-то. Монтэгю поспешил на помощь.

На пострадавшем была тяжелая медвежья шуба. Подняв его, Монтэгю разглядел, что он очень стар. На лбу у него была небольшая рана, а лицо бело, как мел. Монтэгю посадил его, прислонив спиною к стенке канавы; тот открыл глаза и застонал.