— Позвольте представиться, ваше высокоблагородие: коллежский регистратор Аулин Бернард Яковлевич, начальник иркутского сыскного отделения. Разрешите доставить вас к губернатору.
— Сначала я хотел бы заселиться, — доброжелательно улыбнулся Лыков. — Не ехать же к его превосходительству небритым. Какую гостиницу порекомендуете? Я в вашем городе ничего не знаю. Был один раз, давно и проездом…
Аулин поправил гостя:
— Иркутский губернатор Гран состоит в чине статского советника.
— Ну к его высокородию. А меня зовите без чинов, Алексеем Николаевичем. Что насчет гостиницы?
— Я бы посоветовал «Деко». Ее у нас еще именуют Польской. Раньше «Деко» содержали паны и установили хорошие порядки. Чисто, буфет что надо, электрическое освещение. Всего двадцать восемь номеров, и находится на лучшей улице.
— Поехали.
Сыщики вышли из нового, пахнувшего краской здания вокзала. Особняком от биржи извозчиков стоял полицейский экипаж. Они уселись в него и тронулись. Питерец с интересом крутил головой, осматривал незнакомый город. В 1883 году Лыков действительно был здесь — пришел по этапу под видом «спиридона-поворота»[16]. Вспоминать ту командировку не хотелось. Лихой коллежский асессор чудом вернулся из нее живым…
Пролетка сначала поехала вдоль путей назад. Строения кругом были неказистые, в глаза бросалось большое количество портерных, пивных и трактиров. Возле них терся народ полууголовного вида. Некоторые провожали полицейских недобрыми взглядами, а один даже погрозил вслед кулаком.
— Публика тут у вас… — заметил приезжий.
— Это Глазково, самое криминальное место, — пояснил Аулин. — И дело не только в вокзале. При вокзалах всегда толчется всякая дрянь. А тут целая слобода. Большинство, конечно, мещане с железнодорожниками. Но и жуликов в избытке. Притон на притоне. Но мы сейчас переберемся на правый берег, в лучшую часть, там поприличнее.
Экипаж повернул направо, пересек рельсы по виадуку и выехал на понтонный мост. Широкая и стремительная Ангара удивила Лыкова: живая, светлая, какая-то удивительно чистая. Он поделился наблюдением с Аулиным.
— Как же иначе? — ответил тот. — Она же из Байкала вышла. А там знаете какая вода? Питьевая, вкуснее не бывает. Смотришь в реку, все камешки на дне видать! Это вам не Волга с Невой.
Когда открылась панорама города, коллежский регистратор стал указывать гостю достопримечательности:
— Набережная у нас знатная, и многие лучшие дома видны. Вон справа — видите? Памятник покойному государю, только в этом году открыли.
Иркутянин прыснул и прикрыл рот рукой:
— Когда торжество было, случился конфуз. Памятник, как водится, закрыли белым полотном. Сказали речи, потом дернули за веревку, а полотно не спадает! И так, и эдак — ни в какую. Пришлось пожарных вызывать; с лестницы снимали.
Аулин сделал серьезное лицо и продолжил рассказ:
— Рядом с памятником — дом генерал-губернатора. А с другой стороны улицы — здание Сибирского отделения Императорского Географического общества, знаменитое своей архитектурой, и с музеем. Оттуда к нам ежели смотреть, видна золотоплавильная лаборатория. Важнейшая! Одна на всю Сибирь. Ну храмы торчат… в смысле, возвышаются. Долго рассказывать какие.
Лыков отметил про себя, что храмы у начальника отделения «торчат». И зовут его Бернард, такого имени в православных святцах нет. Но расспросы о личности он пока отложил.
Так, за разговорами, спутники оказались на правом берегу. Пролетка полетела по немощеной набережной. Вблизи она оказалась не такой парадной, какой виделась с моста: пристани, склады, штабеля дров. Но вот открылся благоустроенный бульвар, за ним памятник Александру Третьему, и они выехали на широкую нарядную улицу.
— Называется Большая, — не без гордости объявил иркутянин. — Самая лучшая улица во всей Восточной Сибири. Глядите, какие дома! А городской театр!
Копыта лошади звонко застучали по мостовой. Лыков всмотрелся в покрытие и удивился:
— Булыжник у вас какой мелкий… Почти как галька.
— Из Ушаковки извлекают, потому и мелкий. Другого здесь и не водится.
— Ушаковка — это река такая?
— Точно так, Алексей Николаевич. Впадает в Ангару напротив Московского тракта, с правой стороны. Так себе речонка, но она разделяет центральную часть города и Знаменское предместье. Еще булыжник в ней копают, такие ямы нарыли, что прости господи…
Они ехали, а дома вокруг становились все лучше и параднее. После театра слева показался забор, а напротив него — лютеранская кирха. Здесь Большую улицу пересекала не менее приличная, тоже замощенная.