Столица беглых

Командированный поблагодарил и удалился. В номере он изучил подарок и понял: это была копия рапорта Самохвалова, который тот дал сыщику еще неделю назад. Слово в слово. Только подпись в конце стояла Лебедева. Не успел он этим возмутиться, как появился унтер-офицер из губернского жандармского управления и пригласил Алексея Николаевича к полковнику Познанскому. Там история повторилась. Полковник опять пожурил питерца за то, что не сотрудничает, и подарил ему третий экземпляр того же самого рапорта. Но теперь уже за своей подписью. Алексей Николаевич с трудом скрыл улыбку, пообещал заходить почаще и удалился.

Арест боевцев ничего не дал сыщику. Все они не сказали на допросе ни слова. Ядвига Космозерская была отпущена без предъявления обвинения — паны обелили вдову. Знать не знала, ведать не ведала… Местонахождение номеров для беглых по-прежнему оставалось загадкой.

Глава 13 Договор с Чалдоном

Лыков пришел на Луговую с больной головой. Стар он уже делается для ночных бдений… Тут же к нему подскочил Франчук:

— Алексей Николаевич, есть новости.

Два сыщика уединились в кабинете начальника отделения, и надзиратель доложил:

— Я наблюдал, согласно вашему приказанию, за тем грузином из переселенческого управления.

— Лиадзе?

— Так точно.

— И что удалось выяснить?

— Наш клиент, Алексей Николаевич. Дважды за последние дни он заходил в пивную к Родонаям!

— Горячо, горячо… Другие контакты?

— Один раз виделся в кофейне Попандопулоса с Нестором Каландаришвили. Помните этого гуся?

— Фальшивомонетчик из эсеров? — напряг память Лыков. — Тоже человек Ононашвили.

— А третье лицо, с которым говорил Лиадзе, нам не известно. Они полчаса ходили по саду «Царь-Девица», а потом еще вместе плыли на пароходе «Байкалец» на наш берег.

— Личность установили?

— Так точно. Зовут Полубщиков Иван Богданович. Живет на Кравцевской улице в собственном доме, с женой. Детей нет. Служит артельщиком при транспортной конторе Соловейчика.

— Кравцевская улица у нас где?

Франчук показал на карте:

— Самый край Знаменского предместья. Непрестижная улица, прямо скажем.

— Возле Якутского тракта… — задумчиво протянул коллежский советник. — И служит в транспортной конторе… Федор Степанович, что вам приходит на ум?

— Пока ничего. Хотя…

— Именно! — питерец важно поднял палец. — Кто-то должен снабжать номера для беглых всем необходимым. Тем, что можно достать только в губернском городе. И этот поставщик обязан пользоваться доверием организаторов, простому артельщику такое не поручат.

— Это и есть наш Полубщиков? Логично, правдоподобно, но пока не доказано. Разрешите собрать сведения?

— Да, и быстро. С соблюдением осторожности!

Тут вошел Аулин, увидел подчиненного в компании питерца и недовольно спросил:

— Что за тайны мадридского двора за моей спиной? Франчук, напомни, кто у тебя начальство?

— Вы, Бернард Яковлевич, — надзиратель стал во фрунт.

— Правильно. А чего шушукаешься с господином коллежским советником?

Лыков вмешался:

— Франчук по моей просьбе разузнал любопытное. Помните наш разговор про оброненные зимой паспорта?

И он сообщил коллежскому регистратору свою догадку насчет секретаря переселенческого управления.

— Я вам рассказывал о письмоводителе Туруханского отдела. Мелкая сошка, а сделал все, как надо. Начальство у нас в большинстве своем подписывает бумаги, не глядя. Что подсунут, то и подмахнет. Вдруг тут такой же случай? Я решил проверить этого Лиадзе и поручил Федору Степановичу. Вы же сами его ко мне приставили.

Аулин оттаял:

— Ладно, Федька, доложи, что ты накопал.

Надзиратель повторил свой доклад.

— Полубщиков… Никогда не слыхал такую фамилию. По картотеке смотрел?

— Так точно. Чистый.

— Надо околоточного расспросить. Кто там у нас?

— Равич-Гайдук.

— Хм. Он бестолковый. Ты вот что, Федор. Сходи сам, поговори не с этим обормотом, а с городовыми. И доложишь мне. Понял? Ступай.

Отослав Франчука, коллежский регистратор попенял командированному:

— Вы уж на будущее извещайте меня, кому и что поручаете из моих людей. И так Бойчевский под сыскное отделение копает, ищет мне замену. Узнает, что вы в обход действуете, настучит губернатору. Мол, Аулин не на месте, даже приезжий чиновник это понял.

— Хорошо, учту, — попытался успокоить питерский сыщик иркутского. — Неловко дергать по пустякам, у вас своих дел полно. А полицмейстеру я говорю об отделении только хорошее.

— Ну-ну… Что касается вашей догадки, соглашусь — перспективная. Я и не сообразил связать те оброненные зимой паспорта с номерами для беглых. Вот что значит столичная школа.

— Это не питерская школа, Бернард Яковлевич. Я в сыске тридцать лет. От Варшавы до Сахалина изучал русский уголовный мир. Был «демоном», внедренным в банду убийц. Сидел в тюрьмах, ходил по этапу. Одиннадцать раз ранен.

— Одиннадцать? — ахнул начальник отделения. — Меня бог пока милует.

— Вот пусть и дальше милует. А следить за мной не надо. Почую недоверие или чужой глаз — обижусь. Со всеми вытекающими последствиями. Понятно?

— Понятно, ваше высокоблагородие.

Лыков почувствовал, что его коллега задет, и сделал еще одну попытку объясниться: