Столица для поводыря

– Ну и что же теперь должно предпринять государю в отношении вас? Не может же он оставить вас в прежнем состоянии, хотите вы того или нет. Самодержец в нашей Отчизне прежде всего должен все силы прилагать к поддержанию благообразия государства! И как же это станет, коли вас не наградить? Так и говорить начнут крамольное, и делать должное перестанут.

– А вот Никса о долге государя нечто совсем отличное говорит, – делая невинные глазки, сдал брата Владимир. – Он, Сергей Григорьевич, намедни Саше доказывал, что первейшим делом стоит приведение державы в порядок, развитие производств, придание императорской армии должной силы. И еще – что иные страны должны вспомнить о русской мощи.

– Да-да, – спрятал улыбку в усах опытный царедворец. – Кто же из цесаревичей о славе Петра Алексеевича не мечтал? Вот и батюшка ваш Александр Николаевич с попечителем своим господином Жуковским немало на этот счет беседы вели. Государь наш и реформы свои великие оттого начал. Да, слава богу, вовремя одумался. Реформы – это, ваши высочества, что? Это суета и беспорядок! Великий князь вот все на историю уповает. Дескать, она нас рассудит. Я и не спорю. Что проку? Рассудит. История, уж поверьте старику, – дама степенная, чинная. А они ей эту мышиную возню под нос, прости господи! Где же тут благообразие? Дерганье только и шум…

Когда я выбирал кандидатуры тех людей, кому отправить свое послание – предупреждение о болезни наследника, то в первую очередь интересовался близостью к трону и участием в судьбе Николая. Читая Василинину сводку о графе Строганове, отметил для себя, что Сергей Григорьевич – покровитель искусств и интересуется отечественной историей. Нескольким десяткам или даже сотне тысяч своих крестьян дал волю до высочайшего манифеста! Мне тогда и в голову не могло прийти, что это может быть жестом против реформы, а не за нее!

А ведь он хитер! Строгановские крепостные получили личную свободу и какие-то наделы земли без всякого выкупа. Но на других – не на тех, что провозглашал манифест, – лично им установленных условиях. Яркий образец коварства и хитроумия. И царскую волю исполнил до ее публичного провозглашения, и при своем остался. Могу себе представить, с чем сталкивался великий князь Константин, пока продавливал через Государственный Совет проект реформы, если каждый из ретроградов, ему противостоящий, хотя бы вполовину умен, как этот граф Строганов!

– Ну а вы, молодой человек, что скажете? – выдернул меня из полудремы раздумий воспитатель Николая. – Тоже, наверное, по годам своим рветесь все реформировать? Мне говорили, вы у себя в Сибири что-то и вовсе грандиозное задумали?

– Это эксперимент, ваше сиятельство, – скромно поклонился я. – Мне представляется опасным, когда изменений слишком много. Я бы не посмел менять сразу все в единое время. А вот провести эксперимент, попытаться что-то реформировать в одном, далеком от центральных губерний месте, – это другое дело. Небольшими шажками. Одно за другим…

– Да-да, – не до конца поверил граф. – Это разумно. Необычайно разумно для столь неискушенного в делах господина. И что же вы переменили бы в первую очередь?

– Я бы, ваше сиятельство, дозволил крестьянам переселяться на свободные земли в Сибирь. Нет-нет, не отовсюду! Я понимаю! Хотя бы сначала из тех мест, где земель мало или они ненадлежащего для крестьянского труда качества. Из прибалтийских губерний, с нечерноземных территорий…

– И что бы вам, Герман Густавович, это дало? – Он явно был заинтересован, хотя и старался этого не показывать.

– В этих местах стало бы просторнее, у черни не было бы повода больше роптать, что весьма способствовало бы благообразию. А в Сибири гигантские пространства простаивают без всякого применения. Выращенные там продукты могли бы быть доставлены на уральские заводы взамен тех, что привозят из приволжских губерний. Это позволило бы увеличить экспорт зерна…

– Оттого вы, Герман… Вы позволите мне вас так называть? От этого вы печетесь о строительстве паровозной линии от Томска к Уралу? Однако! Исключительно приятно, доложу я вам, обнаружить этакую широту взглядов в таком молодом господине! Этакие дела изрядно благообразны. Да-да! И эту мысль следует немедля донести до государя. И не спорьте! Давайте ка…

Дальше мне и говорить не пришлось. Только кивать в соответствующих местах или улыбаться. Граф сам вполне справлялся. Кортеж не успел еще свернуть с Московского на Загородный проспект, а загоревшийся идеей царедворец уже выдал три или четыре относительно реальных способа добиться внимания царя к теперь уже нашему общему прожекту. Причина его энтузиазма лежала на поверхности. Строгановы владели многочисленными заводами на Урале, и перспектива кормить рабочих дешевым сибирским хлебом не могла его не радовать.

Думаю, он не возражал бы и против того, чтобы часть следующих в мою губернию переселенцев остановилась в его вотчинах. После февраля 1861 года все промышленники испытывали нехватку рабочей силы.